Когда был написан незнайка. Образ Незнайки и его восприятие (литературный герой в информационном пространстве)

Поведение – сложная категория, учитывающая не только физические действия, но и характер речи, то, что и как герой говорит. В этом случае мы говорим о речевом поведении, что часто бывает принципиально важно. Речевое поведение может объяснять систему поступков, а может противоречить им.

Речевое поведение – сложный процесс, социально и психологически детерминированный.

Скачать:

Предварительный просмотр:

Ткаченко Алена Викторовна

Учитель начальных классов

РБ, Давлекановский район, МБОУ СОШ с. Вперед

Речевое поведение на примере анализа речевой характеристики Незнайки, героя произведения Н.Носова «Приключение Незнайки и его друзей»

Современные дети мало читают, предпочитая книгу просмотру телепрограмм и видеофильмов, компьютерным играм. Детское чтение как духовный ресурс России стоит в одном ряду с важнейшими государственными задачами обеспечения безопасности России, сохранения и развития национальной культуры. Ни у кого нет сомнения, что положение с детским чтением надо менять безотлагательно. Эта задача может быть решена только коллективными усилиями. Но все же первое место принадлежит школе и прежде всего начальной, так как именно она начинает формировать навыки чтения, учит понимать авторскую позицию и воспринимать литературное произведение эстетически.

Умение анализировать текст, найти его главную мысль, дать оценку героям, стало практически обязательным требованием для выпускников начальной школы.

В объяснительной записке к программе по чтению и начальному литературному образованию для 1–4-х классов общеобразовательной школы Р.Н. и Е.В. Бунеевых есть раздел, посвященный элементам литературоведческого анализа и эстетического переживания прочитанного. В ряду основных умений, которые должны быть сформированы у учеников младших классов, являются умения увидеть в тексте образы-персонажи, относить прочитанные произведения к определенному виду и жанру: рассказ, повесть, сказка, басня, стихотворение, пьеса.

Для постижения темы и идеи любого эпического произведения необходима глубокая работа над образами главных персонажей. Ведь именно через их переживания, действия постигает маленький читатель замысел автора. С тем чтобы сделать работу над образом более продуктивной и доступной детям, необходимо составить характеристику любого из главных героев прочитанного произведения.

Объективным содержанием любого произведения, и художественного, и научного является реальная действительность. В литературном произведении наряду с объективным содержанием имеет место субъективная оценка автором событий, фактов, человеческих отношений. Оценка писателем жизненного материала составляет идею художественного произведения. Идейная направленность произведения обусловлена мировоззрением автора. Художник рассказывает о жизни, используя образную форму. В центре внимания ставится образ и авторское отношение к нему.

При анализе важно учить детей понимать идейную направленность художественного произведения.

При анализе в комплексе рассматриваются форма и содержание произведения.

Младшие школьники – наивные реалисты. Они воспринимают художественное произведение как реальную действительность, не замечают форму произведения, замысел писателя, художественные особенности произведения. Дети проявляют два типа отношений к художественному миру произведений (эмоционально-образное – непосредственная эмоциональная реакция, интеллектуально-оценочное, в котором присутствуют элементы анализа).

Адекватное восприятие формируется в процессе анализа произведения, который должен быть совместным (учителя и ученики) раздумьем вслух, что со временем позволит развиться естественной потребности самому разобраться в прочитанном. По мнению методистов А.И. Шпунтова и Е.И. Иваниной, анализ произведения должен быть направлен на выявление его идейного содержания, той основной мысли, которую стремится донести автор до своего читателя, на выявление художественной ценности произведения.

Для учителей начальных классов одной из задач на уроках литературного чтения является научить учащихся определять характеристику героя произведения с использованием художественно-выразительных средств (эпитет, сравнение, гипербола) данного текста; нахождение в тексте слов и выражений, характеризующих героя и событие; анализ (с помощью учителя) причины поступка персонажа; сопоставление поступков героев по аналогии или по контрасту; выявление авторского отношения к герою на основе имени, авторских помет.

Для начала, давайте разберемся, что же такое речевое поведение?

Поведение – сложная категория, учитывающая не только физические действия, но и характер речи, то, что и как герой говорит. В этом случае мы говорим о речевом поведении, что часто бывает принципиально важно. Речевое поведение может объяснять систему поступков, а может противоречить им.

Речевое поведение – сложный процесс, социально и психологически детерминированный.

В процессе речевого общения, чаще всего, действуют двое – говорящий и слушающий.

Рассматривая речевое поведение, нельзя отставить без внимания понятие нормы. Норма языкового поведения представляет собой предписанный шаблон поведения, который требуется от человека в какой-то ситуации, если известна позиция, занимаемая им в совместном действии.

Н.И. Формановская отмечает, что речевое поведение регулируется социальной иерархией, национальной культурой и этикетом, ритуалом, воспитанностью языковой личности и постоянной практикой, контролируемой сознанием.

Е.А. Земская включает в этот список еще один влиятельный регулятор речевого поведения – категорию вежливости.

Одним из наиболее важным, по нашему мнению, связанным с категорией вежливости, выступает обращение, одна из центральных единиц речевого этикета. Любой речевой контакт начинается непосредственно с обращения, которое является одним из основны средств и способов регулирования контакта между коммуникантами.

Обращение представляет интерес для исследования, так как содержит существенную информацию о коммуникативных нормах и традициях, о характере социально-статусных отношений в рассматриваемой коммуникативной культуре, о системе вежливости.

Исследователи полагают, что элементы этой системы могут реализовываться на разных языковых уровнях:

1) на уровне лексики и фразеологии: специальные слова и устойчивые выражения (Спасибо, Пожалуйста, Прошу прощения и т.п.), а также специализированные формы обращения (Господин и т.п.);

2) на грамматическом уровне: использование для вежливого обращения множественного числа (в том числе местоимения Вы); использование вместо повелительных вопросительных предложений;

3) на стилистическом уровне: требование грамотной, культурной речи; отказ от употребления слов, прямо называющих непристойные и шокирующие объекты и явления, использование вместо этих слов эвфемизмов;

4) на интонационном уровне: использование вежливой интонации (одно и то же высказывание может звучать как просьба или как бесцеремонное требование);

5) на уровне орфоэпии: использование «Здравствуйте» вместо «Здрасте» и пр.;

6) на организационно-коммуникативном уровне: запрет перебивать собеседника, вмешиваться в чужой разговор и т.д.

Категория вежливости включает в себя такие ключевые моменты, как тактичность, толерантность, великодушие, уважение, выраженные (или не выраженные) в речи. С точки зрения речевого поведения вежливость предполагает «ненанесение ущерба» речью (не оскорбление), направлена на гармоничное и бесконфликтное общение.

Преднамеренное (или непреднамеренное) нарушение этикетных форм приветствия, извинения, благодарности и т. п. может отрицательно повлиять на микроклимат в обществе, привести к социальным и другим конфликтам.

Рассматривая речевое поведение, так же важно рассмотреть и речевой жанр.

Речевой жанр по мнению М. Бахтина – это относительно устойчивый тематический, композиционный и стилистический тип высказываний.

По типам коммуникативных установок, по способу участия партнеров, их ролевым отношениям, характерам реплик, соотношению диалогической и монологической речи различаются следующие жанры: беседа, разговор, рассказ, история, предложение, признание, просьба, спор, замечание, совет, письмо, записка.

Рассмотрим речевое поведение Незнайки, героя произведения Н.Носова «Незнайка и его друзья».

Образ героя художественного произведения складывается из множества факторов – это и характер, и внешность, и профессия, и увлечения, и круг знакомств, и отношение к себе и окружающим. Один из главных – речь персонажа, в полной мере раскрывающая и внутренний мир, и образ жизни.

Исследование речевой характеристики дает нам информацию о том, к какому социальному кругу наш персонаж относится, образован он или нет, если это диалог, то какие отношения складываются у говорящих .

Талантливо созданная речевая характеристика героя – украшение художественного текста и важный штрих к портрету персонажа.

Незнайка- один из главных героев произведения. Он хвастунишка и невежда, часто попадающий в невероятные, порой в смешные положения из-за своей беспечности и самоуверенности. Незнайка пронизан недостатками - может сказать неправду, совершает один за другим поступки, влекущие за собой беды. Но он - мил и любим читателями.

На протяжении всего произведения Незнайка предстает перед читателями абсолютно неординарным человеком. Его манера разговора всегда сводится к тому, что он всегда говорит не правду. Незнайка большой выдумщик и лгун. Это происходит от его незнания. Это можно проследить в следующей беседе:

Слушай, Стекляшкин, - сказал ему Незнайка. - Ты понимаешь, какая история вышла: от солнца оторвался кусок и ударил меня по голове.

Что ты. Незнайка! - засмеялся Стекляшкин. - Если бы от солнца оторвался кусок, он раздавил бы тебя в лепешку. Солнце ведь очень большое. Оно больше всей нашей Земли.

Не может быть, - ответил Незнайка. - По-моему, солнце не больше тарелки.

Нам только так кажется, потому что солнце очень далеко от нас. Солнце - огромный раскаленный шар. Это я в свою трубу видел. Если бы от солнца оторвался хоть маленький кусочек, то он разрушил бы весь наш город.

Ишь ты! - ответил Незнайка. - А я и не знал, что солнце такое большое. Пойду-ка расскажу нашим - может быть, они еще не слыхали про это. А ты все-таки посмотри на солнце в свою трубу: вдруг оно на самом деле щербатое!

Незнайка пошел домой и всем, кто по дороге встречался, рассказывал:

Все смеялись, так как знали, что Незнайка болтун. А Незнайка побежал во всю прыть домой и давай кричать:

Какой кусок? - спрашивают его.

Кусок, братцы! От солнца оторвался кусок. Скоро шлепнется - и всем будет крышка. Знаете, какое солнце? Оно больше всей нашей Земли!

Что ты выдумываешь!

Ничего я не выдумываю. Это Стекляшкин сказал. Он в свою трубу видел.

Все выбежали во двор и стали смотреть на солнце. Смотрели, смотрели, пока из глаз не потекли слезы. Всем сослепу стало казаться, будто солнце на самом деле щербатое. А Незнайка кричал:

Спасайся кто может! Беда!

Незнайка часто приписывает себе чужие достижения, говоря, что это он все придумал. Это говорит о том, что он очень хочет выделиться, чтобы его все хвалили. Пример такого хваставства и лжи мы можем проследить в его рассказе малышкам, после аварии на воздушном шаре:

Скажите, пожалуйста, кто это придумал на воздушном шаре летать?

Это я, - ответил Незнайка, изо всех сил работая челюстями и стараясь поскорее прожевать кусок пирога.

Да что вы говорите! Неужели вы? - послышались со всех сторон возгласы.

Честное слово, я. Вот не сойти с места! - поклялся Незнайка и чуть не поперхнулся пирогом.

Вот интересно! Расскажите, пожалуйста, об этом, - попросила Кубышка.

Ну, что тут рассказывать... - развел Незнайка руками. - Меня давно просили наши малыши что-нибудь придумать: "Придумай что-нибудь, братец, да придумай". Я говорю: "Мне, братцы, уже надоело придумывать. Сами придумайте". Они говорят: "Где уж нам! Мы ведь глупенькие, а ты умный. Что тебе стоит? Придумай!" - "Ну, ладно, - говорю. - Что с вами делать! Придумаю". И стал думать.

Незнайка с задумчивым видом стал жевать пирог. Малышки с нетерпением поглядывали на него. Наконец Белочка решилась нарушить затянувшееся молчание и, увидев, что Незнайка потянулся за новым пирогом, несмело сказала:

Вы остановились на том, что стали думать.

Да! - воскликнул, словно очнувшись. Незнайка и стукнул пирогом по столу. - Думал я три дня и три ночи, и что бы вы думали? Придумал-таки! "Вот, говорю, братцы: будет вам шар!" И сделали шар. Про меня даже поэт Цветик... есть у нас такой поэт... стихи сочинил: "Наш Незнайка шар придумал..." Или нет: "Придумал шар Незнайка наш..." Или нет: "Наш шар придумал Незнайка..." Нет, забыл! Про меня, знаете, много стихов сочиняют, не упомнишь их все.

Незнайка снова принялся за пирог.

Как же вы сделали шар? - спросила Синеглазка.

О, это была большая работа! Все наши малыши работали дни и ночи. Кто резиной мажет, кто насос качает, а я только хожу да посвистываю... то есть не посвистываю, а каждому указываю, что нужно делать. Без меня никто ничего не понимает. Всем объясни, всем покажи. Дело очень ответственное, потому что шар каждую минуту может лопнуть. Есть у меня два помощника, Винтик и Шпунтик, мастера на все руки. Все могут сделать, а голова слабо работает. Им все надо разъяснять да показывать. Вот я и разъяснил им, как сделать котел. И пошла работа: котел кипит, вода буль-буль, пар свищет, ужас что делается!

Эта ложь настолько его увлекает, что он говорит и говорит без остановки. Он чувствует свое превосходство перед малышками, им восторгаются, его слушают с большим интересом, ему верят.

Незнайка чрезмерно говорливый, он достаточно бесцеремонен. С другой стороны он умеет вести и поддерживать диалог.

Обращаясь к товарищам, он всегда говорит «Братцы». В их «семье» так принято, это своего рода уважительное обращение. Например:

Братцы, вы знаете, какое солнце? Оно больше всей нашей Земли. Вот оно какое! И вот, братцы, от солнца оторвался кусок и летит прямо к нам. Скоро он упадет и всех нас задавит. Ужас что будет! Вот пойдите спросите Стекляшкина.

Братцы, спасайся! Кусок летит!

Братцы, откройте скорее ворота, а то я тут все во дворе переломаю!

Братцы, я еще живой?

В просьбах же напротив, речевой этикет не прослеживается. Его просьбы начинаются бесцеремонно, слова «пожалуйста» и «спасибо» отсутствуют. Например:

Незнайке было завидно, что хвалят Гуслю, вот он и стал просить его:

Научи меня играть. Я тоже хочу быть музыкантом.

Учись, - согласился Гусля. - На чем ты хочешь играть?

А на чем легче всего выучиться?

На балалайке.

Ну, давай сюда балалайку, я попробую.

Или:

После того как никто не захотел слушать Незнайкину музыку, он решил сделаться художником. Пришел он к Тюбику и говорит:

Слушай, Тюбик, я тоже хочу быть художником. Дай мне каких-нибудь красок и кисточку.

Или:

Однажды Незнайка пришел к Цветику и сказал:

Слушай, Цветик, научи меня сочинять стихи. Я тоже хочу быть поэтом.

А у тебя способности есть? - спросил Цветик.

Конечно, есть. Я очень способный, - ответил Незнайка.

В других случаях он весьма галантен. Даже можно сказать, способен на комплементы. Это можно проследить в диалоге с малышками:

Вот видите! А говорите. Вы должны лежать смирно, пока я не позову врача. Как ваше имя?

Незнайка. А ваше?

Меня зовут Синеглазка.

Хорошее имя, - одобрил Незнайка.

Очень рада, что вам оно нравится. Вы, как видно, воспитанный малыш.

Лицо Незнайки расплылось в улыбке. Он был очень доволен, что его похвалили, потому что его почти никогда никто не хвалил, а все больше бранили. Малышей поблизости не было, и Незнайка не боялся, что его станут дразнить за то, что он водится с малышкой. Поэтому и разговаривал с Синеглазкой вполне свободно и вежливо.

А как зовут ту, другую? - спросил Незнайка.

Какую другую?

С которой вы разговаривали. Такую красивую, с белыми волосами.

Или например:

Можно приложить кусочек пластыря, - придумал Незнайка. - Вы ведь принесли из аптеки пластырь.

Я для вас принесла.

Хватит на всех, - ответил Незнайка.

Он взял пластырь и разрезал ножницами на четыре части.

Приклеивайте скорее, - волновалась Синеглазка. - Вот сюда, сюда...

Она подставила лоб и показывала пальцем, куда наклеить пластырь. Незнайка приклеил пластырь, но, увидев, что он приклеился косо, принялся отдирать его.

Осторожнее! Осторожнее! - кричала Синеглазка. - Вы мне весь лоб измажете этим гадким пластырем.

Теперь хорошо, - сказал Незнайка, окончив работу.

Незнайка часто вступает в спор. Он никогда не промолчит и всегда найдет что ответить. Например:

Смотрите, братцы, - закричал вдруг Незнайка, - наш домик остался внизу!

Все засмеялись, а Ворчун сказал:

А ты, должно быть, думал, что и домик полетит с нами?

Ничего я такого не думал! - обиделся Незнайка. - Просто я увидел, что наш домик стоит, вот и сказал. Раньше мы все время в домике жили, а теперь на воздушном шаре летим.

Вот и летим, - проворчал Ворчун. - Куда-то еще залетим!

Ты, Ворчун, все ворчишь, - ответил Незнайка. - От тебя и на воздушном шаре покою нету.

Ну и уходи, раз тебе не нравится!

Куда же я тут уйду?

Ну, довольно! - прикрикнул на спорщиков Знайка.

Или:

Безобразие! - ворчал про себя Ворчун. - Сидишь вот и даже собственной тени не видишь.

Опять ты ворчишь! - сказал Незнайка. - Нигде от тебя покою нет.

- "Покою, покою"! - передразнил его Ворчун. - Какой же покой на воздушном шаре! Если хочешь покою, то сиди дома.

Ну вот ты и сиди.

А мне не нужно покою.

Опять вы спорите! - сказал Знайка. - Придется вас на землю ссадить.

Ворчун и Незнайка испугались и перестали спорить.

Бывает, Незнайка начинает указывать и даже угрожать:

А я говорю, поссорься! Или я с тобой сам поссорюсь.

Ну и ссорься. Подумаешь!

Вот и поссорюсь, а твоим Мушке и Кнопочке как наподдам!

Незнайка сжал кулаки и бросился к малышкам. Гунька загородил ему дорогу и ударил кулаком по лбу. Они принялись драться, а Мушка и Кнопочка испугались и убежали.

Так ты из-за этих малышек меня по лбу кулаком бьешь? - кричал Незнайка, стараясь ударить Гуньку по носу.

А зачем ты их обижаешь? - спрашивал Гунька, размахивая во все стороны кулаками.

Подумаешь, какой защитник выискался! - ответил Незнайка и стукнул своего друга по макушке с такой силой, что Гунька даже присел и бросился удирать.

Я с тобой в ссоре! - кричал ему вдогонку Незнайка.

В конце произведения Незнайка все же предстает перед читателями и в другом свете. Он начинает признавать свои ошибки:

Малышки окружили Незнайку и стали его жалеть. Незнайка сказал:

Я раньше не хотел водиться с малышками и считал, что малыши лучше, а теперь я вижу, что малыши вовсе не лучше. Малыши только и делали, что дразнились, а малышки заступились за меня. Теперь всегда буду с малышками дружить.

Или:

А знаете, - сказал Незнайка, - я ведь вовсе не умею танцевать.

Вот и хорошо, что вы сами признались, - ответила Синеглазка. - Другой на вашем месте наврал бы с три короба, сказал бы, что у него и ноги болят и руки, а вот вы честно сказали, что не умеете. Я вижу, что с вами можно дружить.

Конечно, можно, - согласился Незнайка.

Мне нравится дружить с малышами, - сказала Синеглазка. - Я не люблю малышек за то, что они слишком много воображают о своей красоте и вертятся перед зеркалом.

Малыши тоже есть такие, которые любят смотреться в зеркало, - ответил Незнайка.

Или например:

Я подружил с Синеглазкой! - гордо ответил Незнайка.

Так тебе и поверили! - сказала Кнопочка. - Ты ведь даже со своим другом Гунькой поссорился из-за того, что он дружит с малышками.

Ничего подобного! С Гунькой я уже помирился и теперь сам всегда буду дружить с малышками.

Почему же не дружил раньше? - спросила Ромашка.

Раньше я был очень глупый. Я боялся, что меня станут дразнить за то, что я вожу компанию с малышками.

Ты и теперь будешь бояться, - ответила Кнопочка.

Нет. Теперь я уже ученый. Хочешь, буду с тобой дружить? А тот, кто станет смеяться, получит от меня по лбу.

Очень нужно, чтобы ты из-за меня дрался! - ответила Кнопочка.

Ну я не стану драться. Просто не буду обращать на насмешки внимания.

В конце всех приключений Незнайка понимает многое и у него просыпается совесть. Он начинает скучать по своему лучшему другу, ему становится стыдно за его ссору с ним. Все это мы можем проследить в следующем эпизоде:

В это время Незнайка так громко завыл, что все от удивления перестали плакать и стали его утешать. Все спрашивали, отчего он так громко плачет, но Незнайка хныкал и ничего не отвечал. Наконец он сказал, не переставая всхлипывать:

Я по Гу... я по Гу... я по Гуньке соскучился!

С чего бы это? - удивились все. - Не скучал, не скучал и вдруг соскучился!

Да! - капризно ответил Незнайка. - Я здесь, а Гунька дома остался!

Ну и не пропадет без тебя твой Гунька, - сказал Торопыжка.

Нет, пропадет! Я знаю, он тоже скучает по мне. Гунька мой самый лучший друг, а я даже не попрощался с ним, когда мы улетали на воздушном шаре.

Почему же ты не попрощался?

Я поссорился с ним и не захотел прощаться. Когда мы улетали, он все время глядел на меня и махал мне рукой, а я даже нарочно отвернулся и не хотел смотреть на него. Я был тогда гордый оттого, что лечу на воздушном шаре, а теперь меня мучит эта... как ее?..

Совесть? - подсказал доктор Пилюлькин.

Вот, вот, братцы, совесть! Если бы я попрощался, мне было бы легче. Вернемся, братцы, домой - я помирюсь с Гунькой и попрощаюсь.

Если мы вернемся, то надо будет здороваться, а не прощаться, - сказал Знайка.

Ну все равно, я сначала попрощаюсь, а потом поздороваюсь, и все хорошо будет.

Исходя из выше изложенного, можно предложить следующие рекомендации по анализу речевого поведения героя литературного произведения.

1. Необходимо провести урок (внеклассное занятие) на тему «Речевое поведение» и «Речевой этикет»;
2. На уроках литературного чтения, можно использовать следующую схему по анализу речевого поведения:

• Внешний вид героя;
• Что вы можете сказать о речи героя?
• Использует ли герой в своей речи речевой этикет?
• Как он обращается к другим персонажам? Его взаимоотношениях с другими персонажами?
• Умеет ли поддерживать диалог?
• Какие высказывания наиболее полно раскрывают характер героя произведения?
• Что вы можете сказать о герое? Ваше мнение о нем?

Вывод: если использовать в качестве материала для наблюдения анализ речевого поведения героев литературного произведения, то это способствует лучшему усвоению и пониманию не только самого произведения, но и характера самих персонажей в частности.

МАРИНА ЗАГИДУЛЛИНА

ЛИТЕРАТУРНЫЙ ГЕРОЙ В ИНФОРМАЦИОННОМ ПРОСТРАНСТВ

(ДИАХРОННАЯ ИСТОРИЯ ВОСПРИЯТИЯ ОБРАЗА НЕЗНАЙКИ)

Статья посвящена искажениям и аберрации, которым подвергнут образ Незнайки во времени. Автор стремится выявить основные механизмы этих искажений и анализирует изменение статуса героя в читательском сознании.

(Скачать статью в формате doc. можно ниже.)

Ключевые слова : Незнайка, Н.Н. Носов, историко-функциональный метод, рецепция, народное литературоведение, информационное пространство.

Проводить международную конференцию по всестороннему исследованию образа Незнайки можно в 2014-м году - к пятидесятилетию со дня выхода завершающей книги трилогии: «Приключения Незнайки и его друзей», 1953; «Незнайка в Солнечном городе», 1958; «Незнайка на Луне», 1964. Следует заметить, что книги из этого цикла повестей, кроме того, что имели оглушительный успех у юного читателя в СССР, переведены еще и на многие языки 1 . Широкая известность книги стала даже предметом для Интернет-розыгрышей: некто, скрывшийся под нехитрым псевдонимом Нильс Гусев, распространил сообщение о том, что в Германии якобы вышла книга Клауса Шнобеля о приключениях Нихтферштейкина; действие происходит в городе Блюменштадте, а героев зовут Пилюллер, Винтикберг и Ферштейкин 2 . Подобная мистификация - лучшее доказательство высокой популярности произведения.

Долговременная популярность детской книги - это совершенно особое поле исследования, поскольку основные детские стратегии чтения конфликтны по отношению к «родительским» (об этом немного ниже). Сохранение детской книги в актуальном пространстве чтения представляет собой феномен, позволяющий рассматривать текст в качестве особого «межпоколенческого моста», своеобразного информационного канала и даже «машины времени».

С точки зрения теории чтения, полвека - достаточный срок для попадания книги в разряд так называемых «всеобщих эстетических ценностей» (Я. Мукаржовский). Это «попадание», определяемое тиражами, оценками, транспонированием сюжета в иные виды искусства, коммерческим использованием созданных писателем образов (игровые и анимационные фильмы, театральные спектакли, игрушки и т. п. - все это вполне соответствует характеру популярности трилогии Носова) требует подробного исследования, выявляющего скрытый «мотор» этих текстов, их рецептивный потенциал, реализуемый все новыми читателями.

Читательская рецепция книг о Незнайке вполне может быть рассмотрена как «наглядное пособие» по изучению траекторий восприятия и вписывания истории книги (и читательского интереса к ней) в общий контекст повседневности, оборачивающейся в рамках жизни одного поколения макроисторией. Именно с этой точки зрения интересно определить «поворотные пункты» восприятия, «сдвиги парадигм», обусловленные флуктуациями массового сознания, вынужденного адаптироваться к постоянно меняющимся условиям жизни.

Для анализа этих флуктуаций можно было бы взять программы телевидения, отечественную фильмографию, стилистику программы «Время» и т. п. Но мы возьмем историю восприятия именно «Незнайки» - как один из индикаторов интересующих нас сдвигов. Незнайка - это «антигерой» по отношению ко всем (дореволюционным, советским, постреволюционным) стратегиям детского чтения, взятый в качестве образца.

Реконструировать авторскую задачу при создании этой книги не так уж и трудно, хотя тщательного изучения наследия Носова (оставшихся после его скоропостижной смерти черновиков, дневников), кажется, не проводилось. Это и не удивительно - Николай Носов пока что слишком принадлежит «нашей эпохе», не воспринимается как «объект изучения». Ситуация осложняется и его «детским статусом»: традиционно в научных кругах складывалось снисходительно-пренебрежительное отношение к «детской литературе», нарушаемое иногда переводом этих книг в разряд литературы серьезной 3 .

Между тем стоит только взглянуть на трилогию о Незнайке взглядом, вооруженным теориями «авторского голоса», как немедленно станет выявляться основное заблуждение стихийно складывающегося на наших глазах «носоведения»: Носов не был пропагандистом и идеологом коммунистического режима (он даже членом ВКП (б) / КПСС не был - хотя как лауреат Сталинской премии 4 вроде бы был обязан). К моменту начала работы над трилогией Носов был уже вполне сложившимся и широко известным в СССР детским писателем. По-видимому, трилогия о Незнайке складывалась постепенно как сказки для «внуков» (автору было 45, когда он начал создавать трилогию, и 56, когда закончил) 5 . Крупные «игровые» площадки, создаваемые как виртуальные «секретные миры детей» во взрослом пространстве 6 , чаще всего могут быть описаны как результат «повторного» переживания детства вместе с «третьим поколением». Создание «страны», в которую можно играть, как в детскую «настольную» игру, когда разворачивается большое поле с картинками, персонажами и т. п. - знаменуется появлением «третьего» поколения, придающего собственной писательской деятельности особый личностный смысл. Это утверждение не абсолютно, и совершенно не обязательно это «третье поколение» должно быть внуками в буквальном смысле слова (любимый внук Носова Игорь родился незадолго до начала работы над вторым томом трилогии, в 1962 году) - тут речь идет скорее о временнóй дистанции. Вполне возможны развернутые тексты о вымышленном мире, написанном для собственных детей (например, «Винни-Пух» Алана А. Милна), но важно, что во всех таких случаях авторы находятся в возрасте третьего поколения - сорока лет и старше. Культурная эстафета поколений налажена в системе, где звенья связаны через одно. Это известное в психологии явление позволяет размышлять не о «времен связующей нити», а о «двойной культурной цепи», где существует магнитное отталкивание двух линий. Именно эти механизмы «сорокалетней» дистанции между притягивающимися культурными системами и можно наглядно наблюдать в истории восприятия «Незнайки».

(Вообще конструирование «стран» - в том числе и вполне взрослых, вроде фолкнеровского мира Йокнапатофы или «Острова пингвинов» Анатоля Франса - это совершенно особое поле для структурно-семантического анализа, на мой взгляд, ждущее своего исследователя, который будет способен совместить традиционные литературоведческие методы с географическими, лингвострановедческими и т. п.)

Первоочередной в таком случае становится задача определить «фильтры», установленные автором при отборе фактов действительности. Прежде всего, Носов остановился на «законсервированном» мире детей: коротышки в Цветочном городе, как они описаны в первой книге трилогии - это 8-9-летние дети, не собирающиеся расти, стареть, умирать 7 . Или, как писал сам автор: «Этим персонажам я свободно мог давать те чёрточки характеров, которые требовались по замыслу. Малютки эти, которых я называл коротышками, были удобны тем, что я мог не развивать и не углублять их характеры, загружая повествование ненужными деталями, а снабжать их отдельными чёрточками, отражать какую-нибудь одну сторону характера, что вполне вязалось с их микроскопичностью и в то же время заостряло, обобщало образ, типизировало его» 8 .

Формально автор шел по пути «классицизма» (с его говорящими именами-прозвищами и героями, воплощающими определенные черты характера), но в действительности текст получался достаточно глубоким и многомерным - благодаря многослойности описанных Носовым и вроде бы очень простых «типов». Сильное гоголевское влияние 9 корректировало колорит, восходящий к дореволюционным сказкам-комиксам на сюжеты Анны Хвольсон, - это влияние сказывалось и на поэтике, и на смысловом пласте книг. Даже в первой книге эпизод с воздушным шаром становится кульминационным моментом, выворачивающим «нравственный потенциал» героев наизнанку - и нарушающим читательский «горизонт ожидания». Здесь «правильность» Знайки (этакого «Правдина») оказывается совершенно неважной - зато «считалочки» и прочие препирательства «характерных» Пончика и Незнайки приковывают внимание читателя вплоть до драматического финала эпизода.

На мой взгляд, наиболее значимая проблема, которую ставит (и решает) автор в тексте первой повести, - взаимоотношения мальчиков и девочек как микросоциальных групп . Три пространства, описанных в тексте первой книги, представляют собой два возможных устройства такого «условного» «детского» социума: Цветочный город подобен «смешанной школе», а Змеевка и Зеленый город, соответственно, - мужская и женская «гимназии». Сюжетные линии последовательно сводятся к подтверждению мысли о важности общения и дружбы разнополых детей.

Автор оказывается «мудрым воспитателем», взявшимся объяснить (и доказать) юному внуку (третьему поколению, которое считается с первым больше, чем второе), что деление на «мы» и «они» надо преодолеть - в этом нет ничего страшного и стыдного. В очень «пятидесятническом» фрагменте сбора урожая в Зеленом городе проблема представлена почти как во множестве фильмов 1950-х - начала 60-х годов: «Работа закипела. Прибежала Стрекоза. Она раздобыла где-то пилу, надела вместо платья шаровары, которые надевала для игры в волейбол, и тоже полезла на дерево. Увидев в руках у нее пилу, Авоська сказал:

Эй, ты! Ну-ка дай сюда пилку. Ты не умеешь.

Один ты умеешь! - задорно ответила Стрекоза.

Она уселась на ветке и, закусив губу, принялась перепиливать черенок яблока. Авоська с завистью поглядывал на нее, потом сказал:

Давай вместе работать: сначала ты попили, а я отдохну, потом я попилю - ты отдыхать будешь.

Ладно, - согласилась Стрекоза».

Это «взрослый» эпизод, здесь действуют не дети, а юноши и девушки «рабочей закваски». Но адресован он, судя по всему, скорее мальчикам. «Сломать» стереотип и убедиться, что «девчонка» может быть твоим товарищем и другом - вот чего хочет добиться автор. По сравнению с другими советскими детскими авторами, также выступавшими в 1950-е годы против ханжеской морали сталинского общества, Носов наиболее ироничен, психологически точен и изобретателен - это оказалось возможным благодаря тому, что он изображает не реальных детей, а их «модельные», слегка карикатурные, словно бы кукольные аналоги.

Таким образом, Носов, несомненно, выступает здесь с позиций воспитателя мальчика, находится в своей «внутренней Змеевке», но сочетает с этим очевидным гендерным вектором мудрость наставника - «они тоже ничего». Маскулинная оптика всего корпуса текстов «Незнайки» поддерживается и минимизацией «любовных» линий («стыдных» в рамках мальчишеского поведенческого стереотипа). Девчачьи стереотипы тоже не обойдены стороной, однако они показаны в оптике мужской, на позиции «юной женщины» автор не собирается вставать - отсюда подчеркнутая ирония в изображении «девчачьего» царства - например, описание того, как Тюбик творил по трафарету портреты, на которых главное было, чтобы «ротик поменьше» и «глазки побольше». Вероятно, в тексте первой книги автор вновь и вновь переживает свое собственное детство, свои восемь лет и столкновения с «ними» («девочками»). «Личностный» подтекст книги настолько силен, что возникает соблазн соотнести «я» героя с образом автора, провести параллель между их мирами, усмотреть в Незнайке авторское Альтер эго и рассматривать отношения между автором и героем как отношения между «моим Я» сегодняшним и «моим Я» прошлым. Именно эта проникновенность психологической линии текста («попадание» в психологию читателя, до сих пор, на мой взгляд, не оцененное критиками и авторами статей, усматривающими в книгах в первую очередь занимательность) и является залогом неувядающей актуальности «Незнайки» 10 .

Если же мы обратимся к книге, написанной пятью годами позже («Незнайка в Солнечном городе»), то из проблем девятилетних детей мы переместимся к проблемам двенадцати-четырнадцатилетних 11 . Этот знаменательный «внутренний рост» усматривается в смене самой тональности повествования, в четко просматриваемом уходе от «проблем раннего пубертата» первой книги к проблемам отроческого сознания. Весь эпизод с волшебной палочкой приоткрывает завесу над «секретным миром» повзрослевших детей. Известная игра в «колечко», когда одним из этапов долгого игрового сюжета является «заказ» вещного мира, конструирование мира-мечты ребенка - от «плавок» и «купальников» до дома-машины-дачи, инспирируется именно детьми «второй возрастной группы» - 12-14 лет.

То, что Незнайка «подрос», заявлено в первых же строках второй книги: «Как уже всем известно, Незнайка после путешествия значительно поумнел, стал учиться читать и писать, прочитал всю грамматику и почти всю арифметику, стал делать задачки и уже даже хотел начать изучать физику, которую в шутку называл физикой-мизикой, но как раз тут ему почему-то расхотелось учиться. Это часто случается в стране коротышек. Иной коротышка наобещает с три короба, наговорит, что сделает и это и то, даже горы свернет и вверх ногами перевернет, на самом же деле поработает несколько дней в полную силу, а потом снова понемножку начинает отлынивать». Здесь очевидно «подростковедение» Носова, развернутое еще в ранних повестях и рассказах. Но если там подростковая психология воплощалась в действиях «реальных» мальчиков и девочек, то в трилогии о Незнайке она была растворена в поведении и действиях вымышленных персонажей, которые вряд ли воспринимались читательским сознанием именно как подростки. «Внутренний рост» Незнайки оставался скрытым, обозначенным лишь слегка, пунктирно, но сами принципы изображения подростковых реакций и моделей поведения во многом восходили к раннему творчеству. Условный мир «коротышек» открывал писателю новые возможности проникновения в глубину подросткового мира - и одновременно усложнял дешифровку этой задачи. Вневременность «коротышечной» жизни, заданная «мифологией» первой части трилогии, отражалась и в последующих частях, делая «взросление» героя не явным. Тем не менее Незнайка второй части - именно подросток, и приведенная цитата это вполне демонстрирует.

Физику согласно госпрограммам, утвержденным сразу после войны, начинали изучать в 13 лет, в тогдашнем шестом классе. Незнайка, забросивший уроки ради книги сказок и ежедневных мечтаний о волшебной палочке, - очень точно «схваченный» тип подростка. Его отношения с Кнопочкой выстроены не так напряженно, как складывались отношения, например, с Синеглазкой в первой книге. Вспомним, например, сцену знакомства с Синеглазкой:

«- Вот видите! А говорите. Вы должны лежать смирно, пока я не позову врача. Как ваше имя?

Незнайка. А ваше?

Меня зовут Синеглазка.

Хорошее имя, - одобрил Незнайка.

Очень рада, что вам оно нравится. Вы, как видно, воспитанный малыш.

Лицо Незнайки расплылось в улыбке. Он был очень доволен, что его похвалили, потому что его почти никогда никто не хвалил, а все больше бранили. Малышей поблизости не было, и Незнайка не боялся, что его станут дразнить за то, что он водится с малышкой. Поэтому и разговаривал с Синеглазкой вполне свободно и вежливо.

А как зовут ту, другую? - спросил Незнайка.

Какую другую?

С которой вы разговаривали. Такую красивую, с белыми волосами.

О! - воскликнула Синеглазка. - Значит, вы уже давно не спите?

Нет, я только на минуточку открыл глаза, а потом сейчас же снова заснул.

Неправда, неправда! - покачала головой Синеглазка и нахмурила брови. - Значит, вы находите, что я недостаточно красива?

Нет, что вы! - испугался Незнайка. - Вы тоже красивая.

Кто же из нас красивее, по вашему мнению, я или она?

Вы... и она. Вы обе очень красивые.

Вы жалкий лгунишка, но я вас прощаю, - ответила Синеглазка. - Вашу красавицу зовут Снежинка».

Эта церемонная (вопреки указанию на «свободу» и «вежливость» разговора) беседа показывает «иномирность» малышей и малышек, их «лунность» друг для друга. На протяжении всей книги Синеглазка «авторитетна» для Незнайки (не исключая финала), но отстранена от него. Кнопочка же на протяжении событий всей второй книги (кроме финала) - просто товарищ по играм и приключениям. Главным объектом авторского рассмотрения становится теперь проблема социализации, включения в мир «взрослых», что прослеживается в противопоставлении Цветочному городу города Солнечного 12 . Чудеса техники, масса изобретений, похожих на в одно мгновение воплотившиеся самые смелые «россказни» носовских фантазеров, странные и несколько «выламывающиеся» из «серо-будничных» представлений коротышки, с которыми знакомятся герои, - все это мир тринадцатилетних мечтаний, где все пространство наполнено техническими чудесами, пылесос сам ползает по полу и собирает пыль, сказку тебе на ночь читает приятный невидимый голос, которым ты легко можешь управлять, а свет сам включается и выключается, когда тебе нужно.

Однако все это пространство не становится у Носова самодостаточным. Напротив, мир исполненных желаний чреват конфликтами и даже трагедиями. Вся история с коротышкой Листиком, превращенным в осла, и ослами и лошаком, превратившимися в «ветрогонов», по меньшей мере драматична, а сцены ночных разговоров Незнайки с совестью вполне достойны сравнения с педагогическими трактатами 13 .

«"А кто ты, что от тебя даже ничего не скроешь?" - насторожился Незнайка.

"А! - вскричал Незнайка. - Так это ты? Ну, тогда сиди себе и молчи! Ведь никто ничего не видел и никто ничего мне не скажет".

"А ты боишься, как бы тебя не побранил кто-нибудь за твое мерзкое поведение? А меня ты совсем не боишься? И напрасно. Я вот начну тебя мучить так, что ты жизни не будешь рад. Ты еще увидишь, что тебе стало бы легче, если бы кто-нибудь узнал о твоем поступке и наказал за него. Вот встань сейчас же и расскажи обо всем Пестренькому!"

"Послушай, - сказал Незнайка, - а где ты была до этого? Почему раньше молчала? У других коротышек совесть как совесть, а у меня какая-то змея подколодная! Притаится там где-то, сидит и молчит... Дождется, когда я сделаю что-нибудь не так, как надо, а потом мучит".

"Я не так виновата, как ты думаешь, - начала оправдываться совесть. - Вся беда в том, что я у тебя еще слишком маленькая, неокрепшая и голос у меня еще очень слабый. К тому же вокруг часто бывает шумно. В особенности днем. Шумят автомобили, автобусы, отовсюду доносятся разговоры или играет музыка. Поэтому я люблю разговаривать с тобой ночью, когда вокруг тихо и ничто не заглушает мой голос"».

«Взросление» автора вместе с Незнайкой можно рассматривать как «акт припоминания», возвращение в собственное отрочество, но уже с позиций себя теперешнего, способного оценивать собственные заблуждения и ошибки - мудро и конструктивно. Именно поэтому рассмотрение второй книги трилогии как «коммунистической пропаганды» кажется совершенно неадекватным. Нет сомнений, что Программа строительства коммунизма ярко повлияла на сознание миллионов людей 14 , но, тем не менее, и она не была «взята с потолка», а вполне может рассматриваться как «легализация» «игры в колечко», грамотно составленный политтехнологами того времени «документ счастья» 15 . И Носов в Солнечном городе показывает не страну «победившего коммунизма», а именно мечту тринадцатилетних детей (равно как и взрослых, ощутивших потребность в «прописывании» мечты) и корректирует эту мечту - не «с потолка» все свалится и посыплется «как из рога изобилия», а только благодаря тщательному и качественному труду, причем прежде всего - психологической работы над самим собой. Возможно, Носову изображение технического прогресса самому казалось самодостаточным элементом книги, своеобразным фоном, существующим «извечно» по отношению к героям, мучающимся и меняющимся по ходу событий, отстраненных от всех этих достижений. Можно усматривать здесь подтекст - как ни совершенствуй «среду обитания», проблемы совести и нравственности останутся в неизменном состоянии. Но можно и подозревать Носова в том, что он не ставил цели «свести» «техническое» и «нравственное», они сосуществуют в тексте, создавая «систему» напряжения: постоянный и неуклонный «горизонтальный» технический прогресс и мучительную синусоиду «вертикали» - нравственных взлетов и падений героев, их горестей и радостей, не имеющих такого простого «линейного» «решения», как «техника». В замечательном с технической точки зрения пространстве Солнечного города герой (к тому же обладатель волшебной палочки) оказывается экзистенциально несчастен, а финальное «братство» коротышек в сцене с рукавичками принципиально «нетехнично» (то есть не связано никак с чудесами технического прогресса, явленными в жизни города, приближено к древним ритуалам, к какому-то своеобразному «средневековому» карнавалу).

Взросление Незнайки во второй книге - это процесс социализации, «внедрения» в социум, который отличается от Цветочного города большей сложностью, требующей напряженной ответственности и по самому характеру общения с «местными жителями», и в связи с возможностями волшебной палочки, которые только усугубляют ситуацию. Если в первой части безалаберность и «нонконформизм» героя носили, скорее, комический характер и приводили к его собственным конфузам (как было в историях с газированным автомобилем, музицированием, сочинением стихов и пр.), то во второй части свобода действий (в виде волшебной палочки) пагубна для других. Прийти к осознанию простой мысли «я в ответе за свои действия» Незнайке удается после трудного и долгого конфликта с самим собой. Тем не менее социализация состоялась. Точнее, были решены те задачи социализации, которые Носов поставил перед своим героем:

«- Ну, Кнопочка, я ведь не жалею о волшебной палочке! Просто я думал, что ты жалеешь. Почему же ты упрекаешь меня?

Потому что я хочу, чтоб ты был хороший.

Как? - вскрикнул Незнайка. - И ты тоже хочешь, чтоб я был хороший?

Да, А кто же еще этого хочет?

Ну, есть тут у меня одна такая подружка, - замахал руками Незнайка.

Подружка? - удивилась Кнопочка. - Какая еще подружка?

Да такая, вроде тебя. Тоже все время упрекает меня. Говорит, что хочет, чтоб я был лучше.

И давно ты с ней дружишь?

Давно. […]

Ты скажи лучше, как ее зовут?

Ну, ее, эту твою подружку.

Ах, ее!.. Ну, ее зовут совесть».

Неудивительно, что третья часть, создаваемая уже на излете оттепели, была не столько «капиталистической» (или, как сейчас замечают разные авторы, «политэкономической» 16), сколько именно юношеской. Здесь Незнайка - уже скорее семнадцати-восемнадцатилетний молодой человек. Нигде в Лунном пространстве он не воспринимается как «маленький», хотя понятие «старичок» там существует - ср., например, со Спрутсом или Скуперфильдом. Новый приятель Незнайки, Козлик, по всем чертам поведения и манере речи - явно молодой парень, а опытный Жулио выглядит по своему поведению тертым аферистом лет сорока. По сути, в повести описано столкновение начинающего самостоятельную жизнь человека с враждебным, холодным и непонятным миром. Однако в отличие от Незнайки остальные молодые люди живут в этом мире, как рыбы в воде; он - единственный, кто выступает по отношению к их «приземленности» «лунатиком» (даже Пончик быстрее адаптируется к новым условиям). «Простодушный» герой, Кандид, Симплициссимус, выступает здесь своеобразным «оком» (оптикой), позволяющим остраненно взглянуть на мир «полицейского государства». Герой поэмы А. Твардовского «Теркин на том свете» выполнял примерно те же функции, хотя остранению там подвергался мир советского бюрократизма и заидеологизированности. Однако важно подчеркнуть именно общее взросление героя. Молодой человек, «не вписывающийся» в пространство Луны, не вызывает сочувствия, какое мог бы вызывать ребенок, пытающийся самостоятельно существовать в мире взрослых (как, например, его вызывает Оливер Твист в романе Ч. Диккенса). Он обязан социализироваться, приспособиться - потому что он уже «не маленький». Во всяком случае, он обязан разгадать механизмы и подвохи этого мира, пусть не принять его, но хотя бы научиться «совмещать» с ним свои принципы, пусть стать оппозиционером - но умным борцом. Незнайка же именно «простак», и его «отставание» в третьей книге выглядит для читателя (ребенка и взрослого) именно как инфантилизм - читатель сразу понимает больше героя, разбирается в устройстве лунного мира лучше него. Так Незнайка в третьей части окончательно самоидентифицируется (то есть становится самым настоящим не-знайкой, не знающим ничего и ничего не понимающим героем). Тем не менее важно, что мир, откуда он пришел, готов поддержать его простодушие и инфантильность - с Земли приходит помощь, команда победителей, провокаторов революции в лунном мире, приходит, чтобы увезти героя в мир, где приобретенные им навыки социализации в капиталистическом мире окажутся ненужным хламом, страшным сном.

Выбор Луны как противоположности Солнечному городу представляется вполне закономерным, хотя и неоднозначным - Луна, с одной стороны, символизирует самые заповедные и несбыточные мечты (достать Луну с неба), а с другой - воплощает мир «перевернутый», «инвертированный» (ты что, с Луны свалился?). Противопоставление Солнца и Луны в контексте трилогии можно рассматривать как противопоставление мечты и реальности. Если говорить о второй части трилогии как «игры в исполнение желаний», то третья часть - это суровая правда жизни (почти как в старинной «классической по-советски» теме школьного сочинения «Два мира - два детства», в котором необходимо было показать контраст между счастливой жизнью советского ребенка и несчастным существованием детей «за рубежом»). Пространство в носовских текстах условно, а внимание сосредоточено на личностном потенциале героев.

Трилогия Носова о Незнайке - это очередное «Детство. Отрочество. Юность» в отечественной литературе 17 . В этом и неувядающая ценность книги. Рассказать о становлении личности можно так, как когда-то это сделал Лев Толстой - в виде беспощадно честного саморефлективного повествования, получившего от Чернышевского звонкое название «диалектика души», рассчитанного на взрослых читателей, а можно и так, как это сделал Носов, - в виде психологически стройного и даже строгого «сказочного» текста, цепляющего сознание читателя-ребенка и приковывающего его к себе.

Все предварительные замечания о сути носовского «педагогического проекта» и «саморефлективного отчета» нужны нам для того, чтобы выстроить рецептивную траекторию и понять, как функционировал этот текст в пространстве конкретной исторической смены трех поколений - от момента создания до начала XXI века.

Историко-функциональные исследования предполагают внимательное рассмотрение вторичной жизни текста в культурном пространстве - например, в виде сценариев, либретто, основы каких-либо перформансов и т. п. «Незнайка» экранизировался как мультфильм и художественный фильм неоднократно. Это заставляет нас обратиться к такому важному вопросу восприятия, как визуализация любого культурного объекта.

Потребность в визуализации (конкретизации) любого отвлеченного понятия, тем более образа, чрезвычайно устойчивая черта человека вообще. Не случайно запрет на изображение Бога так или иначе нарушался во всех религиях, в которых такое ограничение было установлено первоначально, -верующий, не приученный специально к абстрактному мышлению, должен ясно видеть перед собой «персонификацию» той силы, к которой он обращается. Флобер был готов убить художника-иллюстратора «Саламбо» за то, что тот своей «нелепой» точностью разрушил так сложно создаваемую в тексте неопределенность внешнего вида героев.

Визуализация героев детских книг - особое исследовательское поле, поскольку речь идет именно о детском сознании, иногда дочитательском, когда все восприятие книги основано на рассматривании рисунков под «аккомпанемент» чтения текста кем-нибудь из взрослых. Но и когда ребенок сам читает книгу, картинка для него чрезвычайно значима. Феномен детской книги 90-х годов (когда в огромных количествах были переизданы любимые детские книги с «теми самыми» иллюстрациями, что сопровождали их в годы первых гигантских тиражей, - книги Чуковского, Маршака, Сутеева и др. 1950-1960-х годов - то есть времени детства активного поколения тех, кто «включился» в рыночное книгоиздание 90-х) демонстрирует стремление взрослых «подключить» новое поколение к своей детской культуре и к своему миру, при котором несколько «скучное» и «утомительное» для взрослого чтение детских книг вслух превращается в захватывающе интересное занятие благодаря «возвращению» в свое детство - посредством рассматривания до боли знакомых картинок в книге, картинок, часто от восторга «замалеванных» карандашными кругами (с точки зрения психологии детства - знак высшего приятия изображения, попытка интериоризовать его, сделать своим, или «освоить»).

Что касается Незнайки, то ситуация здесь была несколько иной. Очевидно, что первые же иллюстрации к трилогии (как отдельному книжному изданию) стали «каноническими» и их обозначение как «лучших» в среде библиофилов больше говорит о консерватизме оценивающего сознания, нежели о реальном превосходстве А. Лаптева и Г. Валька над другими иллюстраторами книги. Тем не менее справедливости ради следует заметить, что первые иллюстрации (в журнальной публикации) были сделаны Иосифом Оффенгенденом 18 ; именно он и ввел традицию «внутритекстовых» вертикальных иллюстраций, выносимых на поля (или помещавшихся между двумя колонками журнальной верстки). При таком типе иллюстрирования картинка сопровождала непосредственно то место текста, рядом с которым она оказывалась. Нецветная журнальная графика (способ тонкой прорисовки, техника карандашного эскиза) тоже стали традиционными в иллюстрировании книг о Незнайке.

Так как внешний вид Незнайки описан Носовым довольно подробно, художник изобразил свое видение коротышки - это мальчик с волосами, стоящими дыбом, одетый в нелепо короткие широкие брюки на помочах. Огромный короткий галстук в горошек и ботинки на босу ногу довершают образ. Сам отбор эпизодов для иллюстрирования показывает стремление художника запечатлеть героя в движении: бег, падения, драки… Но уже в технике И. Оффенгендена просматривается тяготение к «безвозрастности» коротышек (особенно в иллюстрациях ко второй части «Солнечного города»). Они все больше становятся похожи на взрослых людей (окарикатуренных) 19 . А. Лаптев, а потом («Незнайка на Луне») и Г. Валек продолжили общую линию иллюстрирования этой книги - постраничные «живые» (в движении) иллюстрации к самым разным поворотам сюжета. Иллюстрации А. Лаптева отличаются схематизмом, близостью к стилизации, он сохранил общие черты Незнайки Оффенгендена - прямые волосы дыбом, глаза-запятые, шляпа с кисточкой, галстук, ботинки на босу ногу. Но в отличие от предшественника, А. Лаптев рисовал именно мальчика. Это был маленький упрямый коротыш-малыш, что называется - себе на уме. Зато Г. Валек изображает в «Незнайке на Луне» именно молодого человека. Пончик сразу показан как «мужчина в расцвете лет», в его изображении трудно рассмотреть «коротыша», «восьмилетнего мальчика». Знайка - типичный «молодой ученый» конца 60-х годов, в характерном костюме и очках, с соответствующей прической. Таковы же портреты Фуксии и Селедочки (например, очки в крупной роговой оправе). Следует заметить, что Пилюлькину не хватает до «доктора Айболита» только бородки. На головах Винтика и Шпунтика - шлемы наподобие танкистских. Незнайкина внешность претерпела изменения по сравнению с картинками А. Лаптева: теперь это достаточно упитанный круглолицый герой, в светлой рубашке, штанах и галстуке, немного удивленный и обескураженный на множестве иллюстраций к тексту. Такое изображение героя способствовало трансляции «художнической модели» в сознание читателя: текст воспринимался в первых двух частях как пространство характерного героя-победителя, а в третьей - как героя-жертвы, против воли приспосабливающегося к миру-«тюрьме». Возможно, это повлияло на «среднестатистическую» читательскую рецепцию текста (о чем ниже).

Неудивительно, что позднее иллюстраторы «Незнайки…» оказались перед сложной задачей - им следовало сохранить традицию, но не повторить предшественников. Однако нет смысла подробно говорить о детских стилизациях А. Астрецова, или тщательно выполненном проекте «омоложения» Незнайки художницей Е. Ревуцкой, или об акварелях А. Борисова. Здесь важно отметить тот факт, что Незнайка мог быть блондином (Е. Ревуцкая) или брюнетом (А. Борисов), но его неизменный костюм однозначно позволял его опознать.

Что касается анимации, то здесь Незнайкина судьба была весьма прихотливой: во-первых, сам текст мультиплицировался неоднократно, во-вторых, такого бесспорного «хита», как, например, «Винни-Пух», из «Незнайки» не получилось.

Один из лучших мультфильмов по «Незнайке» был сделан сыном писателя Петром Носовым еще в 1961 году - «Незнайка учится». Это был эмоционально-утрированный персонаж в технике тогдашней тщательной прорисовки. Но как ни странно, мультфильм оказался непопулярным. В 1972 году появляется серия кукольных мультфильмов о Незнайке Творческого объединения «Экран». Незнайка в этих мультфильмах в целом был живым и энергичным персонажем. Мультфильм также не стал «знаковым» - ни для «своего» поколения, ни для последующих. Наконец, в 1976 году то же творческое объединение выпустило «Незнайку в Солнечном городе» - персонаж был заменен на блондина, «потерявшего» свою шляпу, слишком «чистенького» и «правильного» для того чтобы быть хоть немного соответствовать своему оригиналу. Общий «ход» анимирования Незнайки показывает высокую «сопротивляемость материала»: текст «не ложится» в мультформат. В некотором смысле это говорит о неизбежном высоком статусе книги, текста, не вымещаемого и не заменяемого визуальным произведением. Ситуация не изменилась и в постсоветское время. В 1999 году Фабрика анимационных фильмов при содействии кампании «Русское золото» сняли 12-серийный мультфильм «Незнайка на Луне», где большинство персонажей были калькированы с иллюстраций Г. Валька. По-видимому, создатели стремились «попасть» в аудиторию (мультфильм в таком случае может рассматриваться как «оживление» картинок книги, прочитанной тысячами читателей). Однако сам образ Незнайки был обновлен. Если Незнайка Г. Валька - несколько растерянный, но неизменно добродушный и стремящийся помочь другим персонаж, то Незнайка в этом мультфильме - ворчливый, эгоистичный и совершенно самодостаточный коротыш, слишком самонадеянный и тем несколько смешной. Ему свойственна доброта, но она заслонена страхом показаться человечным. Для полнометражного мультфильма (сериала) психологическая прорисовка персонажа была жизненно необходима - история в мультфильме «романизирована», хотя характер выдержан именно в «средневозрастном» регистре (здесь Незнайке лет 12-13, он остается на уровне второй части трилогии, «лунность» не соотнесена с той сложной инициационной задачей, что ставил перед своим героем-юношей Носов). Возможно, авторы использовали сюжет третьей части как наиболее подходящий для авантюрного «осовремененного» сюжета, но в их задачи явно не входило «следовать авторскому замыслу». Возникает соблазн усмотреть в концепции мультфильма реализацию детского «общего» восприятия «Незнайки» создателями мультфильма. В этом смысле визуальные интерпретации текста вполне могут рассматриваться как варианты рецептивных стратегий авторов - читателей «Незнайки».

Последний анимационный проект, связанный с Незнайкой, - это мультфильм «Незнайка и Баррабас», подготовленный Центром национального мультфильма и студией ПРО-Класс в 2004 г. Это ремейк сразу и носовского и хвольсоновского «незнаек» - дореволюционных комиксов А. Хвольсон, основанных, в свою очередь, на американских картинках Пальмера Кокса 21 . Популярность этих комиксов в России была чрезвычайно высока. Очевидно, что в семье Носовых (а писатель родился в 1908 г.) вполне могли быть журналы со смешными лесными человечками: Знайкой, Незнайкой, Мурзилкой, Механиком Буршем и др. Этих героев дети знали и помнили - неслучайно уже в советское время был основан журнал «Мурзилка» (выходил с 1924 года), а после войны - детский комикс-журнал «Веселые картинки», героем которого был маленький «интернациональный» народец - Петрушка, Гурвинек, Самоделкин и др. Создатели фильма использовали в самом общем виде канву сюжета комиксов (отсюда Баррабас), но сами образы героев не были копированием коксовских рисунков. Очевидно,чо вторам пришлось «считаться» с иконографией Незнайки. Техника рисунка напоминает тщательную прорисовку 1950-1960-х годов 22 , но изображение самого Незнайки претерпело значительные изменения. Теперь это был коротыш с утрированно огромной головой, незначительным колпачком, на худых тоненьких ножках, в коротких штанишках. Это частично дань комиксам Кокса, где человечки изображались именно таким образом, а частично - попытка сохранить «кричащий стиль» внешнего вида Незнайки. Тем не менее мультфильм не стал оглушительным событием (несмотря на огромную работу по продвижению мультфильма: реклама, широкое информирование, анонсы, создание сайта поддержки, привлечение к созданию мультфильма известных людей - Ильи Лагутенко, Эммануила Виторгана, Матвея Ганапольского, Геннадия Хазанова, Спартака Мишулина). Можно предположить, что «открытие» создателями мультфильма источника «Незнайки» и попытка актуализовать популярные детские комиксы столетней давности оказалось недостаточно привлекательным для зрителя XXI века, уже прочитавшего книгу с «привычными» картинками.

Наконец, остается назвать художественный фильм «Незнайка с нашего двора» 1983 года, снятый на Одесской киностудии режиссерами Игорем Апанасяном и Ириной Яковлевой. Это музыкальный фильм о детях одного двора, для которых «Приключения Незнайки и его друзей» становятся сюжетом не только игрового пространства, но и жизни. Фильм выполнен в стилистике чрезвычайно модного для начала 80-х жанра мюзикла, с большим количеством массово-музыкальных сцен. Здесь «коротышам» не более 6-7 лет, а главная задача авторов - показать исполнимость мечтаний, «если очень поверить». Сам текст носовских книг в фильме использован лишь как «повод» для сценария, буквального следования сюжету авторы не придерживаются. Перевоплощение простых мальчиков и девочек в коротышек происходит по законам кино - «раз - и готово». Фильм интересен не как тщательно сконструированная «игра», но как попытка показать психологический потенциал «Незнайки»: зритель переживает те же чувства, что и читатель, хотя сюжеты книги и фильма различны. Совпадает именно атмосферность. Лирический финал картины вполне «конгруэнтен» финалам носовских книг - всегда взволнованным, эмоциональным, чуть грустным, хотя в фильме основной упор сделан на «детскую веру в чудо», которой дано осуществиться, а не на психологический «рост» главного героя. «Волшебники» (актеры братья Торсуновы) в конце картины «преображаются» в старших товарищей, которым можно довериться и доверять. Тем самым картина устанавливает «межпоколенный мост», во всяком случае, вполне возможно так интерпретировать ее финал. Тем не менее фильм остался в своей эпохе и не шагнул за ее пределы (о чем можно судить по чрезвычайной редкости его показов по ТВ). Но для своего времени это была замечательная попытка вывести «детскую сказочную литературу» из чисто развлекательной «ниши» на уровень поиска в ней жизненно важных вопросов, показывающая стремление создателей вчитаться и вдуматься в текст, перевести его на язык кино нетривиально, психологически обоснованно.

Краткий обзор всего этого материала помогает увидеть, что, во-первых, «Незнайка» оказался в зоне упорного сопротивления переводам на языки других видов искусства. Множество подступов к экранизации говорят о сохранении «анимационной валентности» этого текста. «Незнайку» легко превратить в детский спектакль, в нехитрый капустник 23 . Но речь идет именно о «культовом» переводе - создании такого фильма, спектакля, мультфильма, который реализовал бы этот потенциал. Когда произведение реализуется в тысячах разных «недостаточных» переводах на языки других искусств, оно демонстрирует собственное сопротивление переводу. Прочно законсервированный в рамках именно книжного формата, «Незнайка» требовал четкой привязки к слову, когда только чтение может дать истинное эстетическое удовольствие встречи с этим героем. Во-вторых, очевидно, что чем «намоленнее» становился текст, чем большее количество людей прочитывали его и включали в свой жизненный опыт, тем более «сакральным» он становился. Здесь особенно важен такой момент, как выбор «Незнайки» в качестве любимой детской книги, подвергаемой постоянному перечитыванию. И в этом процессе немалую роль играют родители - «предшествующие читатели», которые неизбежно влияют на сам этот выбор.

Характерным подтверждением можно считать современное обсуждение «Незнайки», стихийно возникшее в Интернет-пространстве. Это фактически образец «народного носоведения» - если отталкиваться от понятия «народная пушкинистика», обобщающем представления о непрофессионалах, анализирующих пушкинские тексты. Спровоцированное легендой-анекдотом о неспособности нового поколения одолеть Незнайку, обсуждение собрало множество участников, поделившихся своими мнениями о «Незнайке». Разговор о книге был затеян одной из участниц форума, которая предложила такую олитературенную затравку разговора (сохранены стиль, орфография, пунктуация источника):

«Незнайка на Луне.

Преамбула:

Звонит мне подружка и сетует на то, что сыну - 8 лет, 2ой класс, задали на осенние каникулы (на неделю) прочитать Незнайку на Луне (500 страниц). Самая-самая отличница в классе, осилила 48 страниц и забилась в истерике, что больше, ЭТО, читать она не будет. В общем, все дети в слезах, родители в шоке, а учительница на жалобы отвечает:

Ну, купите ее в адаптированном варианте!

Лично у меня, отношения с этой книгой долго не складывались. Научилась читать я рано, года в 3-4. До школы прочитали (с мамой) первые две книги, и помню, что читала с удовольствием, ибо первые две- откровенно детские, а вот с третьей.... Прикладывалась к ней раза 3, и осилить до конца, смогла только годам к 12-13, а уж понять задумку коммунизмь-капитализмь и того позже.

А как у вас складывались отношения с этой книгой? Во сколько вы ее прочитали и как она вам? А ваши дети? Прочитали? Во сколько? понравилось?» 24

Как видим, эта «затравка» сознательно разбита на две части: сначала идет сообщение о том, что учителя заставляют детей читать непосильное количество страниц, дают нелепые советы и ничего не понимают в психологии детского чтения, после чего автор сообщает о собственной непростой истории «подступов» к «Незнайке на Луне». При этом указано, что первые две книги «проглочены» были без труда, а вот «идеологическая» третья оказывалась не по зубам до 13 лет. Эта «солидарность» с «нечитающими» сегодняшними школьниками тонко подмечена участниками обсуждения: «Незнайка на Луне куда интереснее остальных книг про Незнайку. Не понимаю вообще, как можно ее "не осилить". Прямо-таки откровение какое про нынешних детей и некоторых прошлых».

На вопрос-затравку откликнулось около 40 человек. Кое-кто сдержанно заметил: «Да нормальная книжка. Не Фенимор Куппер конечно, но читать можно»; но большинство дали книге Носова очень высокую оценку: «Незнайка на Л прочел где-то лет в 8, оч-чень понравилась -)»; «Незнайка на Л читала раз 6, очень красивая книга была у меня сначала и большая, от чтения сильно порвалась. А вообще в детстве я определяла что читать по запаху, и иногда по цвету - больше всего почему то нравилось, если книга темно-синяя - эта была именно то…».

«Коммунизьм-капитализьм» для многих участников не был причиной резкой критики текста, напротив, само стремление Носова подробно объяснить устройство «того мира» вызывало активное принятие и уважение: «В 9 лет - это была моя самая любимая книга, именно "Незнайка на Луне". Прочла ее раз 5, почему-то завораживал именно этот лунный капитализм. Сейчас, вспоминая, думаю, что это и правда талантливый учебник рыночной экономики. Причем мой отец - человек начитанный и эрудированый - все возмущался: "Сколько можно читать эту глупость?!" А потом мой муж уже с нашим сыном с увлечением читали эту книгу. В начале 90-ых питерский театр Комиссаржевской ставил эту книжку для детей - был очень удачный спектакль, не знаю, сохранился ли он?»

Один из участников приводит любопытную параллель: «”Незнайка на Луне” Носова - это “Финансист” Драйзера для детей. Обе книжки читал несколько раз». Постановка «Незнайки» в один ряд с «Финансистом» крайне показательна. Как известно, Драйзер сделал капиталистическое «устройство» реальным героем текста: в определенном смысле сам главный герой - лишь функция. Роман Драйзера показывал механизмы работы биржи, рынка ценных бумаг, фондов, конкуренции, методов борьбы, финансовых рисков и финансового краха, а пружиной сюжета становилось напряжение интеллекта, погруженного в «шахматную партию бизнеса». «Незнайка на Луне» для участника, который провел эту параллель, выполнил, по-видимому, те же функции. Не Незнайка, а именно Луна стала здесь главным героем (вернее, лунный капитализм). В данном случае речь идет не столько об авторской интенции, сколько о читательской рецепции. Читатели получают информацию - не эстетическое впечатление, а именно информацию, «завернутую» в сюжет.

Вот еще одно высказывание такого рода: «Я эту книгу использую как учебник пра-экономики для тех своих студентов, у которых понимание обычной экономической литературы по каким-то причинам затруднено. Хотя, аналогии в аудитории пошли "на ура", даже доклад был сделан по этому Незнайке». Автор - преподаватель вуза, и текст о лунном капитализме используется им как наглядное пособие на практических занятиях. Этот факт интересен не столько с точки зрения методической изобретательности, сколько как показатель приверженности взрослого человека «детским открытиям». Можно предположить, что книга о Незнайке на Луне когда-то была им «зачитана до дыр». И теперь в преподавательской практике легко заняла место «учебника». Кстати, вообще оценка «учебник», «энциклопедия» («Абсолютно гениальная книга. Энциклопедия жизни») встретилась в обсуждении «Незнайки на Луне» не единожды. Это тоже показатель победы «контекста» (описания самой среды) над сюжетом и героями. Восприятие «Незнайки на Луне» как учебника политэкономии «для чайников» (для непосвященных) - это явление того же рода. «Вау, я в шоке! Это ж надо сколько людей ниасилили незнайку! Куда катится этот мир? Книжка ведь классная. Мало того, что интересная, так там еще и начальное знание капитализму даётся, что в наше время тоже нелишне…;-)». Замечания такого рода показывают, что «идеологическая подоплека» вообще оказалась неактуальной. Не «коммунизм-капитализм», но именно капитализм, информационное издание - вот что такое «Незнайка на Луне». Хотя, конечно, разочарования тоже встречались: «я ее в детстве очень любила, читала много раз, любовь переняла от мамы. Но не читала уже лет 10, и боюсь открывать. Потому что помню о чем она. И подобная антикапиталистическая пропаганда в наше время только разочарует. Слишком уж прозрачны параллели. Хотя вообще Носов - отличный детский писатель!»

Судя по указаниям на то, что у участников форума детям 5-8 лет, можно предположить, что в основном это реакции тридцатилетних - тех, кому Носов попал в руки в 80-е годы. Характерны основные оценки - попытки интерпретировать сегодня книгу как «учебник пра-экономики». Если одной из участниц «страшно» перечитать любимую книгу, чтобы не разочароваться в ней, именно по причине «прямых параллелей», то другие готовы возвести в ранг главной причины успеха именно это «экономическое» и «капиталистическое» содержание.

Интересно, что многие участники отдали предпочтение «Солнечному городу» или «Приключениям»: «я читала в... не помню, сколько мне было. Мне очень нравилось самое начало, а потом я многое нагло пролистывала. Позже не перечитывала, но общее впечатление осталось хорошее;)»; «Солнечный город понравился гораздо больше - во всяком случае, там мне вроде не хотелось пропустить половину»; «я читала только первую почему-то. Потом попробовала перечитать и забросила. как и "трёх толстяков"»; «"Незнайка в Солнечном городе" - слегка мистическая, я бы сказал, психоделичная книга. "Незнайка на Луне" меня слегка оттолкнула грубой пародийностью. Обе книги я прочитал в махровейшие советские годы в возрасте десяти лет. Но, в общем, обе книги мне очень понравились»;«А мне просто не нравится.... Незнайка в солнечном городе - это вот кайф... а на Луне... фииии».

Все эти оценки представляют собой небольшой срез сегодняшних читательских реакций (форум завершился 30 октября 2007 года). Здесь можно заметить, что откликнулось на эту тему довольно много людей: они попытались разобраться в своих читательских впечатлениях и определить, почему книга им нравилась или нет - очевидно, что «Незнайка» обладал для многих притягательной силой.

Мой сын, выросший на фильмах и компьютерных играх, читать не любил и фактически не читал ничего. Единственное исключение он сделал для «Незнайки на Луне» - по его словам, книги с потрясающим сюжетом, который не давал возможности оторваться. Впервые он прочел книгу в шестилетнем возрасте, а потом когда бы ни брался - перечитывал от начала и до конца. Ни «Приключения», ни «Солнечный город» его не занимали. Здесь есть повод задуматься именно о самостоятельности всех книг трилогии. Получается, что книга отыскивала «своего» читателя, а не герой. И «Незнайка на Луне» не становился поводом к прочтению «Солнечного города». Возможно, что и история экранизаций и иллюстрирования говорит о том же. Каждая книга ждала своего решения, а не «серийного». Незнайка из «Приключений» никак не «вписывался» в экранные (иллюстративные) решения «Луны». Разные Незнайки - это три возраста героя, провоцирующие разные читательские стратегии.

В рамках «народного носоведения» следует рассматривать и сочинение Димона akaGrinkod’a(по его собственному утверждению, это его предэкзаменационное сочинение ученика 11 класса, написанное 30 апреля 2002 года).

Можно предположить, что автор - очевидно, 1985 или 1986 года рождения - прочитал Носова в начале 90-х годов. Он демонстрирует совершенно иной тип восприятия, чем поколения советской эпохи. Советское время для этого поколения оказывается зоной, полной мифологическими стерепотипами. В то же время это то поколение, которое получало среднее образование от «неперестроившихся» учителей, неготовых к происходящим переменам, продолжавшим мыслить «старыми форматами» 25 . Сочинение Димона представляет собой явно восхищающую самого автора «штамповку», сердцем которой стала «крамола» - возможность говорить о «нестандартном тексте» (нешкольном, непрограммном - и неэлитарном). Стандарт школьного сочинения, если не считать фантастической пунктуации, внешне соблюден довольно тщательно - например, текст начинается с плана:

«(I) Облик детской повести

1) Две мировые идеологии: социализм и капитализм.

2) Период "Холодной войны".

3) Советская цензура.

(II) Процветание коммунизма

1) Равенство прав граждан.

2) Тоталитарная власть Знайки.

3) Волнующие мысли советского народа.

4) Бунт жертв коммунистического режима.

(III) Образ Запада

1) Место, где никогда не светит солнце.

2) Царство капитала.

3) Аспекты "Лунного бизнеса".

4) Победа коммунистической революции.

(IV) Уклад общественной жизни

1) Процветание коммунизма.

2) Проблема воспитания нравственности.

3) Современное и актуальное произведение».

Этот план отличается двумя главными особенностями: «правильностью» и непродуманностью. И коммунизм, и капитализм здесь одинаково плохи. Интересно, что детское читательское восприятие оказалось в тупике: с одной стороны, коммунизм - это плохо, его все ругают и т. п., а с другой - здесь, в царстве коротышек создана замечательная идиллия этого строя. Поэтому автор, во-первых, усматривает негативные черты коммунистического режима (и использует слова «тоталитаризм», «жертвы», кстати, такой ракурс рассмотрения текста о Незнайке весьма необычен, а во-вторых, показывает преимущества коммунистического «режима» перед капитализмом. Эта неразбериха в главном конфликтном узле делает сочинение весьма беспомощным с точки зрения стройности и логической четкости.

Но искренность автора не оставляет сомнений. Он пытался вместить все свои впечатления от романа в сочинение. И это, разумеется, не пародия и не стеб. Эпиграф, избранный Димоном, представляет собой указание на эскапизм избранного текста: «...Одно из наиболее сильных побуждений, ведущих к искусству и науке, - это желание уйти от будничной жизни с её мучительной жестокостью и безутешной пустоты, уйти от уз вечно меняющихся собственных прихотей... Но к этой негативной причине прибавляется позитивная. Человек стремится создать в себе прочную и ясную картину мира, и это не только для того, чтобы преодолеть мир, в котором он живёт, но и для того, чтобы в известной мере попытаться заменить этот мир созданной им картиной» (А. Эйнштейн).

Не вдаваясь в подробности предположений, был ли этот эпиграф одной из «заготовок», кои десятками вписывают в специальные тетрадки для подготовки к экзаменам прилежные выпускники (что, возможно, не относится к автору этого конкретного сочинения), отметим, что Димон подчеркивает тему вымышленного мира, искусственного, сконструированного бытия - которое можно рассматривать как аналоговое бытие, муляж системы, своеобразный планетарий, созданный для лучшего понимания «картины мира», вселенной. Эта стратегия восприятия далека от эстетической - и напоминает чтение все того же «учебника» и «энциклопедии», и с этой точки зрения заставляет всерьез задуматься о потребности читательского детского (и не только) сознания в инструкциях, в структурировании мира «по полочкам» (что и есть синоним понятия «картина мира» - всей среды бытования личности, «расписанной» от альфы до омеги). В то же время сам ход рассуждения в сочинении показывает стремление автора работы сделать текст сочинения максимально приближенным к «модели», которую и объясняла «училка». С этой точки зрения, автор сочинения максимально симпатизирует самому Незнайке - например, сочиняющему стихи по «матрице» Цветика.

Автор выдвигает тезис об идеологической ангажированности автора романа: «Прочитав книгу "Приключения Незнайки", я открыл для себя истину. Это произведение, написанное в годы "холодной войны", представляется в облике детской повести. Но, затронутая в произведении тема, далеко не детская. Это противоборство двух идеологий: социализма и капитализма. Произведения другого жанра в те времена просто не допускались в печать. Жесткая цензура отбирала для советского народа только те идеологические "мысли", которые бы чётко "впитались" в сознание людей. Развитие Носовым мысли о процветающем строе - коммунизме, как о "светлом будущем", и несовершенном, загнивающем, капитализме».

Получается, что если бы Носов написал что-то иное, книга ни за что не была бы напечатана. Между тем другие книги Носова, лишенные этой яркой «идеологичности», в расчет не принимаются. Несомненно, что школьник прав насчет жесткой цензуры, но его представление о тотальной «тьме» советского периода утрированы Поиск «идеологем» в любых текстах советской эпохи можно отнести к наиболее устойчивым штампам, в рамках которых находится постсоветское сознание. Подобные мысли можно слышать и от студентов филфаков - даже на госэкзаменах.

Огрубленное, редуцированное восприятие крупных исторических эпох - неизбежный процесс «сворачивания» информационных кусков в коллективной памяти, превращения их в ярлыки, где тонкости и нюансы стерты. Сочинение одиннадцатиклассника в этом смысле является весьма репрезентативным текстом: здесь оценки прямолинейны и безапелляционны, и именно поэтому явно указывают на общее направление редукции. Такие тексты можно рассматривать как индикаторные: «Незнайка на Луне» под пером Димона преображается в совершенно новую интерпретацию «картины мира» постсоветского сознания. Здесь «коммунизм в чистом виде - это солнечный город, в который Незнайка отправился путешествовать с друзьями во второй части трилогии о "Приключениях Незнайки". Автор фантазирует на тему будущего развития человечества, видя в этом полную гармонию жизни». Формула коммунизма (о роге изобилия, откуда посыплются всякие блага), спрятана в диалог Клепки и Незнайки:

«- Главное, что газированную воду можно пить в любом киоске, и притом в неограниченном количестве.

Нашел чему удивляться! - вмешался в разговор Клёпка. - У нас всё так. Вы можете зайти в любую столовую и есть, что хотите. В любом магазине дадут любую вещь и ничего не возьмут за неё с вас.

А если кто-нибудь захочет автомобиль? - спросил Незнайка. - Автомобиль-то небось не дадут!

Почему не дадут? Дадут! С тех пор как появились кнопочные такси, никто и брать не хочет этих автомобилей, - сказал Кубик. - Скажите, пожалуйста, зачем мне автомобиль, если я на кнопочном такси доеду куда угодно без всяких хлопот!..»

Социализм, по мнению автора, - это Цветочный город: «Носов не зря подбирает такое название городу, цветочный город - процветающий город, твёрдо вставший на путь социализма. Коротышки в городе равны между собой». И здесь же, как бы спохватившись, автор сочинения разъясняет «тоталитарную» сторону текста: «В Цветочном городе верховную власть держит Знайка: "Прекратить сейчас же всякие разговоры! Дисциплина прежде всего! Попрошу всех выстроиться в одну шеренгу. Ну-ка, быстренько! Быстренько! И ты, Пилюлькин, становись тоже... Так! Все на месте? А теперь шагом марш в ракету для принятия пищи!" Здесь чётко прослеживается тоталитарная система общества. Когда все беспрекословно подчиняются верховной власти - верховному диктатору». Интересно, что разные другие эпизоды, где ни о каком тоталитарном режиме говорить не приходится (например, в ситуации на воздушном шаре), Димон не анализирует. Его задача - показать тоталитарный характер «процветающего социализма», точно в соответствии с «картиной мира» этой эпохи.

С этой точки зрения чрезвычайно любопытна интерпретация «дурацких» (по определению коротышек) занятий Незнайки в самом начале первой книги: «Все мы помним стремления Незнайки овладеть музыкальным инструментом, рисовать портреты и писать стихи. Но что из этого вышло? Тот андеграундный жанр стихоплётства ("Торопышка был голодный, проглотил утюг холодный"), экстремальный стиль музыки (громко дудеть на трубе) и карикатурное искусство не были восприняты обществом. Кто бы мог подумать, что только спустя десятилетия наш народ поймёт нетрадиционные формы самовыражения. И художники будут рисовать всё что угодно, поэты сочинять матерные стихи, и даже "громкая" музыка будет собирать тысячи поклонников. Но в то время партийное руководство ничего не понимало в искусстве, в следствие чего высылала таких людей из страны или отправляла в психушку. Это очень хорошо описано в произведении, когда Незнайку просили играть потише, уничтожить свои "неоднозначные" рисунки и т. д.»

Как видим, в книгу Носова «вписывается» совершенно несвойственное ей содержание, а эпизоды сюжета трактуются на «втором этаже» смысла. Эта самая «второэтажность» свойственна текстам устойчивым, прочно вошедшим в читательское сознание многих поколений - и одновременно обладающих «интерпретационным потенциалом» (так, например, лидером иносказательных толкований стали сказки Пушкина, которые истолковывались даже как «тайное указание», куда двинется Россия). Именно поэтому пародичная (в тыняновском смысле слова) попытка Димона «вычитать» из носовских текстов «криптограмму» российского исторического пути, отнести этот текст к жанру дистопии представляется чрезвычайно показательной: «Носов хорошо замечает и подчёркивает остальные особенности социальной жизни Цветочного города. В период всеобщей "уравниловки" ярко выражаются такие черты характера, как халатность и тунеядство, на примере таких героев, как Пончик, Незнайка и Гунька. Полёт Незнайки и Пончика на Луну рассматривается писателем как бунт двух неординарных личностей. Они не хотят мириться с существующим порядком. Отправляясь вдвоём на Луну, ими движут две мысли: доказать всем, что они не бесполезны обществу, а также сильная тяга к покорению космоса». При всем комизме последней фразы (вынесенной в плане в отдельный пункт сочинения) она точно отражает суть эпизода: Пончик и Незнайка действительно хотят попасть на Луну и оскорблены пренебрежением Знайки и других коротышек к их желаниям. В сочинении, как видим, «тунеядство и халатность», вполне уживаются с понятием «неординарные личности», и автор не озабочен этими противоречиями.

«Разобравшись» с «социализмом», автор переходит к «лунному капитализму»: «Носов не случайно помещает Луну как бы в сферический каркас, где символично показано, что за каркасом никогда не светит солнце. В Лунном городе царствует капитализм. Устоявшаяся форма рыночных отношений диктует социальный уклад общества. Финансы в Лунном городе играют решающую роль. Широко показаны владения крупных промышленных и медиа магнатов. Носов знакомит читателя с проблемой больших денег, и показывает, что деньги в Лунном городе - это всё. В произведении доводятся до гротеска все недостатки институтов системы бизнеса. Показывается разорение мелких промышленных предприятий (на примере солеразработчика Пончика). В городе показаны такие слои общества, как жулики, спекулянты, бандиты и маргиналы. За порядком следит лунная полиция, которая зачастую нарушает нормы правового государства. Это ещё один удачный пример бюрократии и коррупции капиталистического уклада».

Беспомощность и наивность этого «политэкономического анализа» демонстрирует не только общую слабую подкованность читателя, но и неважность всего этого пласта текста для сознания постсоветского молодого человека. Капитализм давно перестал быть «диковинкой» и «фантастикой», судя по приведенной цитате, автор сочинения читал текст как комикс, «пэчворк» большого капиталистического города. Характерны выводы об актуальности текста: «Проблемы капиталистического уклада, которые поднимает автор, характерны для современной России. Кризис на Давилонской бирже разве не сопоставим с "чёрным вторником" на ММВБ? А крах акционерного общества "Гигантские растения" с разорением нашумевшего АО "МММ"? Именно по этому я считаю данное произведение особенно актуальным. Способное дать чёткую картину, показать истину, царившего в общественной жизни и сознании людей того периода».

Подытожим основные моменты, помогающие проследить читательскую стратегию Grinkod’a.

Прежде всего, как уже отмечалось, сочинение могло бы рассматриваться как типичный стеб - можно было с тем же успехом по готовому шаблону написать исследование «Индивидуалистический бунт Колобка» или «Обличение тиранической модели в сказке “Маша и Медведь”». Тем не менее сочинение показывает искреннюю заинтересованность автора в тексте, избранном, видимо, для свободной предэкзаменационной темы. «Незнайка», вполне возможно, относится к любимым книгам, автор пытается подобрать «правильные» слова, с одной стороны, передающие его истинные впечатления, а с другой стороны, показывающие его подчинение «правилам игры в сочинение».

Характерен автокомментарий Grinkod’a: «Сочинение реальное, это не выдумка. (кто не верит могу показать на бумаге) :) В сочинении я иногда использовал выражения из Бивиса и Батхеда "место, где никогда не светит солнце" (жопа по другому). Естественно, за такое творчество я получил два бала. Видимо не понимают учителя литературы (особенно старой советской закалки) этого свободомыслия. Получается для них важнее сочинение на банальнейшую тему про Раскольникова или Онегина, скатанное со шпаргалки».

Таким образом, сочинение можно отнести, скорее, к типу «реальных» работ - автору хотелось раскрыть свое понимание крупного литературного произведения. В этом раскрытии мы можем усмотреть три основных позиции: «грубую» параллель между социализмом, коммунизмом и капитализмом (эта параллель поддерживается множественными реакциями в форуме), тему гениального предвидения («Незнайка на Луне» как книга о России 90-х), тему «тайной» критики социального уклада. В этих трех главных нитях исследования прослеживается «сырость» концепции автора. Он записал свои мысли о носовской трилогии, подчиняя их определенному плану, однако мысли эти сталкиваются, опрокидывают одна другую, вступают в противоречия, не разрешимые в рамках сочинения. Общая логика примерно такова: Цветочный город - дистопия (советская жизнь в скрыто критическом плане), Солнечный город - утопия («страна победившего коммунизма»), Лунная страна - антиутопия («псевдоправовое» государство, которое мы строим сегодня - и предупреждение нам, сегодняшним).

Попытка «перевести» детские читательские впечатления на язык «политэкономии» и «политики» представляется крайне симптоматичной. Как мы видели по высказываниям участников форума, книги Носова отталкивали читателей именно этим «заданным» подтекстом. Одесский форум 25 , также затронувший обсуждение «Незнайки», дает нам, например, такое высказывание о Носове: «Писатель хороший, но уж очень отдавал пропагандой. Особенно "незнайка на луне". Типичная антибуржуёвина. Понял это только когда вырос. А тогда читал запоем». Или такое: «Да "Незнайка на Луне" ещё та пропаганда, там ещё про остров в конце книги было хорошо, на котором люди в ослов превращались, я так понимаю тонкий намек на Диснейленд».

Поиски «взрослого» «подтекста» не могут не разочаровывать - оказывается, писатель был типичный «совковый пропагандист», талантливо запрятавший «пропаганду» в обложку детской книги, а мы, будучи несмышлеными маленькими читателями, «купились» на этот «крючок». Теперь обида за поруганное детское искреннее впечатление будет вымещаться в нападках на автора. В этих читательских реакциях чрезвычайно ощутима читательская стратегия второго уровня (по Бахтину, когда идет «мысленное перечитывание» - то есть, скорее, пересмотр и переоценка своих «первых» реакций. Скорее всего, авторы таких высказываний не будут предлагать своим детям почитать «Незнайку». Если же вернуться к Grinkod’у, то мы убедимся в том, что он оказывается в ловушке собственных открытий. Параллели с «местом, где никогда не светит солнце» в его автокомментарии (по-видимому, важно было, чтобы читатели в сети «просекли» эту параллель, слишком «завуалированную» в тексте) показывают, что «Незнайка» для него стал именно кладезем открытий и откровений. Автор поражен собственными наблюдениями - и детская книга теряет свои устойчивые черты, превращаясь в «энциклопедию» прошлого, настоящего, будущего.

«Незнайка», талантливо сконструированный остроумным воспитателем, вырастившим сына и начавшим воспитывать маленького внука, был далек от простой «пропаганды» в детской обложке - иначе судьба книги никогда не сложилась бы так успешно. Проблема взросления и «включения» личности во взрослую жизнь, то есть социализации «начинающего человека», была ведущей во всей трилогии. Это «психологическое завораживание», собственно, не нуждалось в особом визуальном ряде (который, как можно судить сейчас, только замедлял путь автора к «Я» читателя - поскольку «навязывал» «неносовскую» интерпретацию), почему «Незнайка» и оказался неуловим для теле-, мульт- и киновизуализаций (это выразилось в сохранении «неудовлетворенности» существующими вариантами - и стремлением создавать все новые визуальные проекты). Миллионы читателей погружались в истории о Незнайке не потому, что это была «сказка», а потому, что это была быль о них самих - их мечты, ожидания, воображение, а главное - их собственные «незнайские» комплексы. Эти комплексы «взращивались» независимо от исторической эпохи - и именно поэтому оказывались актуальны всегда. Незнайка в этом смысле - не «двоечник», не желающий читать книжки, но именно Не-знающий, Наивный герой («Кандид» Вольтера). Путешествие Незнайки-Кандида и есть путь к самому себе. Психологическая достоверность трансформации героя, попадающего в самые необыкновенные переплеты и вынужденного абсолютно самостоятельно из них выпутываться, - это трансформация личности, вступающей в Большой Мир и расстающейся с собственной инфантильностью. Носовский герой изначально должен отвечать сам за все свои поступки. За его плечами нет «демиурга», нет Кристофера, как у Винни-Пуха, нет никакой Мэри Поппинс или Карлсона, или хотя бы большого доброго друга гуся Мартина - в общем, это книга об «одном воине в поле», и воин этот может быть убит, а может победить. В книге о Незнайке (независимо от того, летит ли он на воздушном шаре, едет ли в Солнечный город или отправляется на Луну) герой один на один с собой и миром вокруг него. Друзья его все «временные», случайные - это скорее товарищи по играм, по территории, по ситуации. Они поддерживают его - но читатель всегда ощущает случайность этой поддержки, ее «недостаточность», другими словами, поддержка эта не снимает ответственности с героя. Это лестница без перил - читатель отнюдь не уверен в исходе (особенно ярко это воплотилось в «коммунистической» второй части, где Незнайка оказался чуть ли не героем нового «Сна смешного человека», заразившего гармоничное будущее бациллами несовершенного настоящего). И вся «пропагандистская» линия оказывается далеко не главной и неважной, совершенно не существенной.

Тем не менее - с точки зрения судьбы книги и дальнейших читательских стратегий, связанных с ее восприятием, - стоит заметить, что «коммунизмь-капитализмь» может серьезно помешать герою Носова двигаться дальше вровень с новыми поколениями юных читателей. «Неактуальность» идеологического подтекста, с горечью и восторгами извлекаемого самыми рядовыми читателями, может рассматриваться как роковая ошибка взрослого восприятия книги. Только третий уровень рецепции, когда за «шелухой» второго откроется глубина психологической достоверности и философского содержания трилогии, может поставить эти книги на «актуальную полку» литературного пантеона. Очевидно, что пока основные усилия по переходу на третий уровень делаются непрофессиональными читателями в рамках «народного носоведения». Незнайка за пятьдесят лет своего существования перерос рамки «веселого человечка», стал «обрастать» всеми признаками символической фигуры, а книги о нем стали восприниматься как мифы об инициации. Несомненно, он останется в детской литературе, но полный корпус книг о Незнайке (в силу условности пространства и внешней «среды обитания» вымышленного народца) можно рассматривать как вненациональную сагу о взрослении ребенка.

Примечания

1 Немировский, Е. Подводя итоги столетия: книгоиздание // Компьюарт. 2000. № 2.

2 Гусев, Н. Есть повод выпить газировки: Незнайке - пятьдесят! [ Электронный ресурс]. URL: www.arcanus.ru . Автор этого сообщения уверяет, что наследники Носова якобы подали на «Шнобеля» «иск в Гаагский суд».

3 См., напр.: Балина, М. 1970-е: из опыта буратинологии / М. Балина // Неприкосновенный запас. 2007. № 3 (53).

4 Сам факт вручения Сталинской премии (хотя и за практически нейтральную с идеологической точки зрения книгу «Витя Малеев в школе и дома») выводил писателя в число «правильно пишущих» советских авторов - поэтому и в партию, по тогдашней логике, он должен был вступить обязательно (см.:Добренко, Е. Формовка советского писателя: социальные и эстетические истоки советской литературной культуры. СПб. : Академический проект, 1999.

5 Коломийцева, Т.Незнайка и его родственники // Аргументы и факты. 2001. 16 мая (цит. по Интернет-версии на сайте www.moskva.aif.ru). Вообще «привязка» творческих историй книг к конкретным семейно-личным обстоятельствам жизни писателей - одно из реанимированных (со времен Сен-Бёва) направлений современного литературоведения (см., например, Толстая, Е. Д. Поэтика раздражения. М., 2002. - об А. П. Чехове).

6 Осорина, М. В.Секретный мир детей в пространстве мира взрослых. СПб., 2004.

7 См. подробные рассуждения о «реалиях времени» в трилогии о Незнайке в статье: Кукулин, И.Игра в сатиру, или Невероятные приключения безработных мексиканцев на Луне // Новое литературное обозрение. 2005. № 76.

8 Из письма Н. Н. Носова Ю. С. Пухову. Цит. по: Карлов, Б. 20 лет памяти писателя (sic!) [Электронный ресурс]. URL: http//:chto_chitat.livejournal.com.

9 См. об этом: Загидуллина, М. В. Время Колокольчиков, или «Ревизор» в «Незнайке» // Новое литературное обозрение. 2005. № 76.

10 См.: Рассадин, С. Николай Носов: критико-биографический очерк / С. Рассадин. М. : Дет. лит., 1961.

11 См. о внутренне-смысловой динамике трилогии: Кукулин, И. Игра в сатиру…

12 Интересно, что в современной отечественной педагогической науке термин «воспитание» вытесняется термином «социализирование» (Э. Дюркгейм поставил проблему системной связи этих понятий еще в 1922 г. См.: Durkheim, E. Education et Sociologie / E. Durkheim. Paris,1922. P. 30).

13 Можно говорить и о более глубоких корнях этого эпизода, восходящего к философским учениям о совести. Вообще нравственная «подоплека» носовских произведений показывает достаточно четкие императивы автора, возможно, имевшего в детстве причастность к религиозному воспитанию.

14 Фокин, А. А. Образы коммунизма у власти и населения СССР на рубеже 50-60-х гг. ХХ в.: автореф. дис. … канд. ист. наук. Челябинск, 2007.

15 Сами мечтания о будущем в период оттепели приобрели конкретный характер, счастье стало «возможно и близко». Это отразилось в литературе оттепельного периода. См.: Кукулин, И. Альтернативное социальное проектирование в советском обществе 1960-1970-х годов, или Почему в современной России не прижились левые политические практики // Новое литературное обозрение. 2007. № 88.

16 Традиция такой трактовки идет еще со сборника «Жизнь и творчество Николая Носова»: Зубарева, Е. Единство творческого пути // Жизнь и творчество Николая Носова… С. 13; Сивоконь, С. Чистокровный детский юморист // Жизнь и творчество Николая Носова… С. 16.

17 Здесь особенно важно совпадение с «возрастной педагогикой» толстовского текста. Психология возраста выдвигалась на первый план - и Носов идет тем же путем. Обстоятельства взросления отступают на уровень фона, хотя крайне существенно, что «Юность» приходится на экстремальное пространство чужого мира, как и в трилогии Горького.

18 Мне не удалось найти «Барвинок», но публикации в «Юности» 1958 года («Незнайка в Солнечном городе») сопровождались иллюстрациями Оффенгендена, художника журнала.

19 Внешность Незнайки может рассматриваться как внешность раннего стиляги. Стоит добавить, что в «Солнечном городе» ослы превращены именно в стиляг - но это «зеркало» не заставляет Незнайку сменить имидж. Важно также, что герою приписывается одна и та же внешность независимо от «возраста» - во всех трех частях трилогии.

20 См. информацию на официальном сайте мультфильма «Незнайка и Баррабасс». Там же выложены страницы комиксов начала века.

21 Впрочем, можно говорить и о влиянии крупных диснеевских мультпроектов. В то же время полагаю, что влияние диснеевских техник на отечественную анимацию должно исследоваться специально, начиная с самых первых шагов студий.

22 Как, например, эстонский театр «№ 99», использовавший сюжет «Незнайки на Луне» для «офисного» спектакля, разыгрываемого прямо в обеденный перерыв среди компьютерных столов и шкафов с папками. См. рецензии: Годер, Д. Незнайка в логове капитализма [Электронный ресурс]. URL: http://www.stengazeta.net/article.html?article=3822 , Васенина, Е. Житие Незнайки на Луне // Новая газета. 2007. 1 окт.

24 См.: Загидуллина, М. В. Неодолимая сила // Новое литературное обозрение. 2006. № 80.

В сущности, у Носова получилась страна, нет, целая планета лилипутов, в которой категорически не предусмотрено появление какого-нибудь Гулливера, так как больших, нормальных людей там не существует в принципе. Жители страны называются коротышками, ростом они с небольшой огурец. По половой принадлежности коротышки делятся на малышей и малышек. Среди коротышек встречаются мудрые бородатые волшебники, учение профессора и неотёсанные юнцы вроде Незнайки. То есть это, по сути, крошечные взрослые люди с чертами характера ребёнка.

Растения в сказочной стране «Гигантские» (арбуз - величиной с дом»), насекомые тоже («воротник из меха чёрно-бурой гусеницы»), а вот звери такие же маленькие, как и сами коротышки («медведь величиной с крысу»).

В описании сказочной страны автором наложены табу на понятия рождения и смерти (коротышки никогда не рождаются и никогда не умирают, они существуют всегда как объективная реальность), а также на понятия романтической или плотской любви (допускается лёгкий флирт). Кстати, возможно именно по этой причине «Незнайка» гораздо более популярен среди мужской половины читателей, ведь в бессознательном женской половины львиную долю инстинктов составляют инстинкты продолжения рода.

КАКОГО РОСТА НЕЗНАЙКА

Помимо расплывчатого определения «с небольшой огурец», при внимательном изучении книги мы можем узнать совершенно точный рост Незнайки. Сначала заглянем в главу шестнадцатую «Незнайки в Солнечном городе» и узнаем, что высокий коротышка Калигула (осёл) был ростом в 9,5 ногтей.

«Ноготь - эта такая мера длины в стране коротышек. В переводе на наши меры ноготь равняется одному сантиметру с четвертью. Помножив девять с половиной на сантиметр с четвертью, каждый может узнать, какого роста был этот Калигула».

Но это рост не самого Незнайки, а гораздо более высокого коротышки. В девятой главе «Незнайки на Луне» мы обнаружим исчерпывающее описание параметров нашего героя. В полицейском отделении его обмеряют для криминальной картотеки.

«Ваш рост, выраженный в стандартных измерительных единицах, равняется семидесяти двум. Значит, вы коротышка среднего роста...»; «Измеряем окружность вашей головы... Вот так... Тридцать единиц. Видим, таким образом, что у вас голова большая...»; «Измеряем ваш нос и видим, что он длиной лишь в две с половиной единицы, то есть коротенький».

Предположив, что писатель не осложнял книгу выдумыванием несуществующих или нерасшифрованных единиц измерения, приходим к выводу, что рост Незнайки равнялся 72 мм, нос имел длину 2,5 мм, а окружность головы - 30 мм.

ТЕХНИЧЕСКИЙ ПРОГРЕСС В МИРЕ СКАЗОЧНЫХ ЧЕЛОВЕЧКОВ

В первой книжке коротышки ездят на газированном автомобиле и изобретают воздушный шар. Вернувшись из путешествия, они стали строить мост, водопровод и фонтаны, которые видели в Зелёном городе.

Вторая книга загружена (в хорошем смысле) подробными описаниями всевозможных технических устройств и даже фабрики и типографии в Солнечном городе, куда попадают Незнайка, Кнопочка и Пачкуля Пёстренький. Это радиолярии, циркулины и планетарки, диковинные здания, автомобили и даже электронные машины, играющие в шахматы (1958 год!). В жизни коротышек (как и в жизни советских людей) появилось также телевидение.

В третьей книге техника уже, как говорится, на грани фантастики. Коротышки строят космический корабль и отправляются на Луну. Ввиду того, что полёт Гагарина состоялся в 1961 году, а «Незнайка на Луне» вышел в 1964-м, легко догадаться, что именно натолкнуло писателя на столь необычный в сказочном отношении шаг.

Но, как выясняется, мысль о космических полётах не давала покоя писателю ещё задолго до полёта Гагарина. Вот фрагмент из ответа Носова на анкету «Литературной газеты»:

«...В 1955 году буду работать над научно-фантастической повестью о последних достижениях и перспективах развития советской науки в области ракетоплавания и телемеханики...».

Что это за планы были, остаётся для нас загадкой. Вообще-то в своих интервью Носов иногда допускал конъюнктурные, впоследствии ничем не подтверждённые высказывания. Например, обещал написать книгу о Ленине.

ПОЛИТЭКОНОМИЯ В МИРЕ СКАЗОЧНЫХ ЧЕЛОВЕЧКОВ

В трёх книгах о Незнайке перед нами разворачивается целая мировая история политэкономии: от элементарной меновой экономики - к полному коммунизму (минуя развитой социализм), а затем вдруг в «загнивающий» на Луне капитализм.

В Солнечном городе (гл.24) Незнайка так описывает экономику Цветочного города: «...Значит, вы должны дать портному за брюки, скажем, грушу. Но если портному не нужна груша, а нужен, к примеру сказать, стол, то вы должны пойти к столяру, дать ему грушу за то, что он сделает стол, а потом этот стол выменять у портного на брюки»... И т.д.

Да, при такой экономике жить трудно. Зато на Луне товарно-денежные отношения очень похожи на наши - там капитализм. Роман-сказку «Незнайка на Луне» экономисты называют самым толковым и доступным учебником политэкономии. Побывав вместе с Незнайкой на Луне, даже какая-нибудь подслеповатая бабушка отлично усвоит, что такое акционерное общество, реклама, продажная пресса, лопнувший банк, биржа, забастовка, безработица, что такое рыночные отношения, в конце концов. Из этой книжки можно узнать, как Пончик стал миллионером и почему разорился. Как Незнайка хотел бежать с деньгами вкладчиков, но его самого надули компаньоны.

В ТРАВЕ СИДЕЛ КУЗНЕЧИК

Лучшими иллюстрациями к «Незнайке» библиофилами признаются работы художников А. Лаптева и Г. Валька. Хорошими признаются также современные издания с рисунками Евг. Козлова (стилизованы под Лаптева) и А. Борисенко (стилизованы под Валька). Поскольку в книгах такого рода для максимального восприятия визуальный ряд значит не меньше, чем смысловой, постарайтесь не испортить себе или младшему брату впечатление от книги халтурными или просто безобразными рисунками.

В начале 70-х вышла серия кукольных м/ф о Незнайке, которую, к счастью, давно уже не показывают. Делали эти фильмы люди, ясное дело, выросшие ещё до появления книги и ознакомившиеся с ней по необходимости. Фильм, как следствие, не получился, а когда на ТВ пришло поколение носовских читателей, м/ф показывать перестали. На слуху у публики остался один только дурацкий мотивчик о кузнечике...

ПОЧЕМУ НЕЗНАЙКА НЕ СТАЛ НАЦИОНАЛЬНЫМ ГЕРОЕМ?

Как только студия Диснея в 30-х годах произвела на свет Микки Мауса, вся американская промышленность стала работать на возведение этого мышонка в культ. Сувенирные фигурки, изображения на всех мыслимых предметах, включая школьные тетради, участие в парадах его ростовых кукол и т.п. - всё это работало на экономику, благосостояние и авторитет Америки.

Незнайка родился если и там, где надо, то точно не вовремя. Никто в советской России не был заинтересован в популяризации своего, может быть единственного, национального сказочного героя. Идеологическая загруженность и культ вождя были главным и едва ли не единственным постулатом педагогической науки. Даже кондитерские изделия назывались тогда повсеместно «Октябрь», «Аврора» и т.п.

Говорят, что известная питерская арт-тусовка во главе с С. Курехиным своим графическим символом выбрала изображение Незнайки, как единственного незаимствованного у иностранцев героя. И действительно, вспомним, что даже наш любимый «Буратино» пересказан с итальянского «Пиноккио», а «Волшебник Изумрудного города» - с американского «Волшебника страны Оз».

Незаимствованного? А как же Кокс и Хвольсон? - скажете вы. А всё нормально. Ни одно произведение искусства не возникало из ничего. К тому же литература Носова настолько выше, качественнее примитивной графомании предшественников, что говорить об этом просто смешно. Не забудем также, что Палмер Кокс был художником, карикатуристом (несомненно, талантливым, выдающимся для своего времени), но не писателем.

Палмер Кокс (1850)

ПОЧЕМУ СКАЗОЧНЫЕ КОРОТЫШКИ ДОСТОЙНЫ ЛЮБВИ

А между прочим, в Незнайке куда больше жизни и душевных качеств, чем в иных героях из «серьёзной» литературы, не говоря уж о Микки Маусе. Незнайка хоть и дурит в своей обычной жизни, но в экстремальных ситуациях проявляет себя с лучшей стороны: рискуя собой, спасает друга (Козлика); по ночам его мучает совесть за проступки; он постоянно пытается чему-то научиться, но не доводит до конца. Незнайка бесхитростен и нерасчётлив: он говорит, что думает, а делает всё, наоборот, не подумавши.

Все эти носовские крошечные человечки - «взрослые», обладающие забавной детской непосредственностью, в сущности, богоугодны. «Будьте как дети» - говорится в Священном Писании. И коротышки из сказочной страны не фарисействуют и не лицемерят с именем Бога на устах, они вообще о Нём ничего не знают... А это незнание ещё более увеличивает ценность хороших поступков или побуждений, так как они вроде как и не «идут в зачёт».

Если не очень сложно, подумай над этим, читатель. А на досуге раскрой какую-нибудь книжку Николая Носова.

ДРУГИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ,
ПОВЕСТИ И РАССКАЗЫ

Если книги о Незнайке написаны Носовым от третьего лица, то большая часть рассказов и повестей - от первого. Стремясь во всём подражать кумиру (в смысле - Носову, а не Незнайке), автор данной работы также переходит на повествование от первого лица.

Когда я прочитал все на свете книги и принялся перечитывать те, что особенно полюбились и запомнились, из самых разных писателей у меня выстроился определённый хит-парад, первое место в котором, к некоторому моему удивлению, занял детский писатель Николай Носов.

С определённого возраста к чтению детских книг возникает дурацкий психологический барьер, который может отрезать человека от любимых произведений на всю жизнь. Действительно, когда учишься в старших классах и хочется поскорее стать взрослым, читать детские книжки вроде бы как-то уже и неловко, нецелесообразно. Да и девочки могут подумать, что ты какой-нибудь умственно отсталый дурачок. (При этом считается совсем не стыдным и даже модным читать замороченную иностранную «Алису» или «Хоббитов».) Но когда ты становишься на самом деле взрослым и от этих детских комплексов ничего не остаётся (их место занимают другие), вернуться к этим книжкам оказывается безумно интересно. Тем более что детские книжки пишут вовсе не дети, а вполне взрослые и прошедшие через всё на свете люди.

То, что Носова любят, наглядно доказал мне недавний жизненный опыт. Более месяца, из номера в номер, я давал в газету объявление о желании купить сочинения этого писателя. То, что он есть едва ли не в каждом доме, мне доподлинно известно. Однако никто, за исключением двух одиноких пенсионеров, не пожелал расставаться с этими книжками. При этом отыскалась редкая, узкоспециальная техническая книжка, которая также значилась в моём объявлении без надежды на успех. Так вот эта книга нашлась, а Носова никто не захотел продавать. Даже не интересовались ценой. И эта относительная неудача меня нисколько не расстроила, она меня обрадовала.

Тут кстати сообщу, что лучшие носовские издания - это зелёный трёхтомник 1969 года и жёлтый четырёхтомник 1979-го. В трёхтомнике иллюстрации А. Лаптева и Г. Валька имеются в полном объёме, а в четырёхтомнике их крайне мало, но зато есть 4-й том, в котором содержатся самые последние произведения Носова, написанные для взрослых, а также масса полезных сведений в комментариях. Настоящим носовским фанатам рекомендую иметь оба.

Что касается иллюстраций, то если в повестях и рассказах они решающего значения не имеют (лучшие - И. Семёнова), то в «Незнайке» знатоками признаются ТОЛЬКО иллюстрации Алексея Лаптева («Приключения Незнайки и его друзей» и «Незнайка в Солнечном городе») и Генриха Валька («Незнайка на Луне»). Цветные картинки А. Борисенко (не путать с А. Борисовым!), стилизованные под Валька, в самом последнем подарочном издании «Библиополиса», тоже хороши. (Это довольно дорогие книжки, но если есть деньги, надо брать.) Цветные и подарочные это хорошо, но всё-таки самые первые чёрно-белые рисунки Лаптева так замечательно вписываются в ткань повествования, что, хотя и всё- последующие иллюстраторы плясали от Лаптева, ничего лучшего уже не придумали.

Издатели и иллюстраторы, как волшебники и как многие обыкновенные люди, делятся на добрых и злых. Всем, например, известны иллюстрации к «Волшебнику Изумрудного города» Л. Владимирского, без которых эту книжку и читать-то не интересно. Но мне доводилось видеть издания этой книги с какими-то безобразными уродцами в стиле «чёрного» поп-арта. Доводилось также видеть на полках магазинов старой и новой книги «Незнаек» в таком исполнении, что я шарахался от них, как конь от гудящей электрички. Валяется у меня где-то сборник рассказов Носова в современной блестящей обложке с иллюстрациями, стилизованными почему-то под современность. Видеть это очень тяжело, товарищи. Это всё равно как если бы то же самое проделать с «Томом Сойером», допустим. А представьте, что возьмёт кто-нибудь в руки эту книжку Носова, написанную в 30-х годах и стилизованную под 80-е, лет этак через сто... И возникнет у него тогда, мягко выражаясь, недоумение.

Три включённые в первый том собрания сочинений Н. Носова повести носят, как бы это сказать, производственный характер. В самом лучшем смысле этого слова. В «Весёлой семейке» (1949) Коля (рассказчик) и Мишка делают инкубатор и пытаются вывести из яиц цыплят. «Дневник Коли Синицына» (1950) о том, как ребята в каникулы разводят пчёл. «Витя Малеев в школе и дома» (1951) тоже, можно сказать, «производственная» повесть, так как учёба для школьника - то же производство. И она тоже написана от имени рассказчика (Вити Малеева). Кроме того что учатся в школе, ребята в этой повести дрессируют щенка.

Всё, чем занимаются в носовских повестях ребята, описано не «с пятого на десятое», а подробно, с толком, с расстановкой, со знанием дела. Вероятно, автору помогли знания, полученные им во время работы на студии учебных фильмов. «Производственная тема» удобна автору тем, что не надо придумывать какой-то специальный замысловатый сюжет: характеры и обстоятельства сами собой нанизываются на историю создания самодельного инкубатора или пасеки. Кроме того это надёжная защита от идеологической цензуры, которая обвиняла Носова в «бессодержательности» некоторых его рассказов. Уж очень цензуре не нравилось, что Носов каким-то непостижимым образом, выходя рекордными тиражами, уклонялся от конкретного изъявления своей гражданской позиции по отношению к правящему режиму.

По сценариям Носова ставились пьесы в театрах, снимались мультипликационные и художественные фильмы. Всего х/ф по Носову при его жизни было поставлено девять, сам я отчётливо помню только три: «Приключения Толи Клюквина» (1964), «Фантазёры» (1965) и «Дружок» (1966). Эти добротные картины иногда показывают по ТВ. Другие коробки с лентами стоят, видимо, за давностью лет так далеко и высоко, что редакторам неохота карабкаться на полку и поднимать пыль. А вот книги Носова совершенно точно пыли не собирают; их переиздают из поколения в поколение, читают и перечитывают.

Борис КАРЛОВ, апрель 1996 г.